class="p1">Мы идём, как всегда на кухню и болтаем. Она рассказывает все последние сплетни и выглядит очень довольной и даже счастливой.

— Я скучала, — говорит она. — Дня не было, чтобы я вас не вспоминала, и тебя, и Ирину.

— Слушай, я хочу тебя в Москву выдернуть. Ты как? Новицкая вроде не против. Это, ясное дело, не так просто, но теоретически, если будет получаться, ты согласна?

— Ты что! — восклицает она. — Конечно! За вами — хоть на край света. Даже в Москву!

Даже. Мы смеёмся, болтаем, а потом я иду к Куренковой. Совещание оказывается завершённым и она меня принимает.

— Привет, Валентина Романовна, — улыбаюсь я. — Как ты тут без меня? Справляешься?

— Ох и трудно же приходится, — усмехается она.

Я с удовольствием отмечаю, что никакой напряжённости между нами не ощущается.

— Ну как ты там не женился ещё на своей цыпочке?

— Нет ещё.

— Ну смотри, если передумаешь, можем обсудить перспективы.

Смеётся. Я тоже смеюсь. Дарю ей флакончик французских духов.

— О! — радуется она. — «Нина Ричи»! Спасибо, Егорушка. Ты, кстати, один приехал или с будущей супругой?

— С Натальей, — подтверждаю я.

— Ну-ну, — хмыкает она. — Ладно тогда. А то у нас мероприятие намечается. Помнишь баню?

— Как такое забудешь, — киваю я.

— Если хотите, приезжайте вдвоём. Ну, или один приезжай.

— Не знаю, Валя, у меня ещё столько встреч сегодня, а в понедельник утром надо улетать уже.

На моё предложение по Галке Алёшиной она отвечает, что хочет подумать, но в принципе не возражает и предварительное согласие даёт. Я звоню от неё Печёнкину и Лариса Дружкина сообщает, что того нет и по её предположениям он отправился пропустить стаканчик на стадион.

Я туда, как раз тоже собирался. Поэтому, распрощавшись с Куренковой, еду на стадион. В машине звонит телефон. Это Карп.

— Здорово Бро, — приветствует меня он. — Цвет сказал, ты перетереть хочешь.

— Точно. Понять хочу, чем ты тут дышишь и что с Захаром делать собираешься.

— Да, пока ничё не собираюсь, команды же не было.

— Блин, Карп! Ты всю жизнь хочешь по команде жить? Сам-то ответственность бери уже. Тебя здесь поставили не просто так, правда? Давай, подъезжай на стадион, пообщаемся малёха.

— Когда, щас что ли?

— Давай сейчас, если можешь.

— Ну, ё-моё… — подвисает он. — Ладно через полчасика подъеду тогда.

— Лады, договорились.

Мы заходим в казино. Навстречу мне бросается администратор:

— Егор! Привет! Ты почему не предупредил⁈ Мы бы подготовились к встрече.

— Да зачем готовиться-то? Как жизнь? Лида приезжала?

— Да, была на прошлой неделе. Жизнь хорошо. Сейчас немного упала выручка, но это, судя по всему, сезонное дело.

— Возможно, — киваю я и осматриваюсь. — Так, знаешь что, мы с тобой чуть позже поговорим, хорошо? Я вон к приятелю подойду.

Он кивает, а я иду к Печёнкину, сидящему на высоком стуле у стойки.

— Глеб Антонович!

Он медленно оборачивается.

— Ну надо же…

Губы его искривляет улыбочка.

— Брагин собственной персоной. Здорово Егор Андреевич.

— Физкульт-привет, товарищ генерал, — усмехаюсь я. — Рады нашей неожиданной встрече?

— Рад, — кивает он. — Садись рядом.

Глаза его, что называется, залиты, причём весьма основательно. Поэтому смотрят они немного неприветливо и выглядят усталыми.

— Ну? — кивает он. — Обещал перевести в столицу и что? Хер, товарищ генерал?

— Нет, ну вы даёте, прям смех берёт, — усмехаюсь я. — Это ж было ещё до того, как вы послали Суходоева с весьма специфическим заданием. Запамятовали что ли.

Он только головой качает.

— Пить будешь?

— Нет, хочу поболтать с вами.

— О чём? — хмуро смотрит он и я замечаю в его взгляде лучики надежды.

— Да о жизни о чём ещё-то? Не пойму только, по-моему, вы не рады всё-таки.

— Рад, — тяжело кивает он. — Искренне.

— Вот он, — в этот момент раздаётся за моей спиной. — Я же говорил, здесь его найдём.

Я оборачиваюсь и вижу рядом с собой вчерашнюю рожу из аэропорта. Он не один. Рядом с ним вчерашний товарищ и ещё один дядя. Ему лет сорок пять, лицо изъедено морщинами, кожа землистого цвета, что говорит о море выпитого чифира. Глаза водянистые. На носу красные прожилки. Должно быть, это и есть Захар.

— Вот этот фраерок? — кивает он в мою сторону и делает брезгливое лицо. — Серьёзно? И чё ты его притащить не смог? В него плюнь, он и развалится. Иди сюда, сучонок, базар есть.

— Вы тут ох**ли что ли⁈ — с пьяным гневом рычит Печёнкин.

Я смотрю на него и улыбаюсь:

— Погодите, Глеб Антонович. Погодите.

— Ты чё в уши долбишься? — уточняет у меня вчерашний встречальщик. — Не слышишь в натуре? Сюда иди!

— Это и есть твой Захар что ли? — спрашиваю я с усмешкой. — На бычка как-то не очень он похож.

— Отойдём, — кивает прищуриваясь Захар. — Я тебе объясню, кто я и кто ты.

— Да я вас сейчас! — продолжает расширяться Печёнкин.

— Да, Глеб Антонович, погодите вы. Интересно даже, что он скажет.

9. Вопросы без ответов

Я подзываю администратора:

— Ром, открой нам зал. Если Карп подъедет, скажи, чтоб сюда же шёл. Проходите, господа.

Мы идём в зал для приватных игр. Здесь мы с Печёнкиным зарубались, было дело когда-то. Сто лет уже прошло, а с другой стороны, будто вчера только. Подходим к столу. Они подступают слишком близко, нарушая моё личное пространство, вроде как поджимают с двух сторон. Я это дело не очень люблю. Ладно. Опираюсь о стол руками и чуть подтянувшись сажусь на край.

Окей. Теперь они стоят, а я сижу, демонстрируя своё отношение. Неплохо. Мне нравится.

— Итак, слушаю вас, уважаемые, — сообщаю я с лёгкой пренебрежительной улыбкой.

— А ты чё, без Карпа сам за себя не можешь сказать? — с неприязнью в голосе да и на лице подкатывает вчерашний кент.

— Не понял вопрос, давай-ка поконкретнее, брателло. Это вас обоих касается. Вы же видели, что я с человеком общался, с уважаемым, между прочим. Так что, возвращая вам вашу же монету, замечу, что не в шары же вы долбитесь, правда? Ну, а раз правда и вы видели, что я занят, имейте уважение, излагайте суть коротко и ясно.

— Да ты…

— Тише-тише, — урезонивает его морщинистый Захар. — Щас я объясню ему, что к чему.

Я демонстративно поднимаю руку и смотрю на часы. ПОЛЕТ, 23 камня, сделано в СССР. Хорошие часики, в нержавеющем корпусе, с циферблатом цвета слоновой кости, с датой и чёрными стрелками. Ещё безель фигурный и автоподзавод. Платоныч подарил.

— Мне Назар сказал, конечно, что ты борзый, — продолжает Захар, но ты в натуре берегов не видишь. Да? Только вот с чего бы это, понять не могу. Ты же фуфлыжник, чухан, фраерок дешёвый. С чего бы тебе вести себя так с незнакомыми людьми?

— Тем более, с авторитетными, — вставляет вчерашний и удостаивается долгого взгляда своего босса.

Назар, Захар — посконные имена. Это типа славянофильское крыло блатного мира? Не славянофильское, а квасное, простите, славянофилы, к вам претензий не имею.

— Я тебя к себе позвал, — снова возвращается он ко мне, поставив своего наперсника на место. — А ты что? Ты меня послал, типа? Ты кто такой вообще, прыщ?

Он говорит спокойно, но глаза горят гневом и злобой.

— Кто я такой? — с удивлением переспрашиваю я. — Я думал ты знаешь, раз пришёл ко мне сюда.

Я машу рукой, подразумевая всё вот это, находящееся здесь.

— Знаешь, конечно, — продолжаю я, — ты же выглядишь, как умный человек. А умные люди сначала справки наводят, а потом уже предъявляют что-то там. Так вот. Ты меня знаешь, а я тебя нет. Первый раз о тебе слышу. Захар какой-то. Бычок. Да мне, по большому счёту, безразлично. Хоть барашек. Ты припёрся в мой город, на мою территорию и чё-то здесь качаешь? Ты Кощей что ли бессмертный? Или кто ты в натуре такой, что не боишься ничего?

Прихвостень Захара дёргается в мою сторону, но Захар его останавливает, выставляя руку. Бесят они меня. Реально бесят.

— Убери ты пса своего, — киваю я на вчерашнего чела, — если разговаривать желаешь. У меня здесь псов всяко побольше будет. Не догоняешь что ли? Дурачок-то твой видел же вчера, что серьёзно всё или что, выводы не смог правильные сделать? Когнитивные функции нарушены?

— А ты чё за других-то прячешься, чмо? — возбуждается вчерашний встречальщик. — Давай сам покажи, чё ты стоишь.

— Во-первых, ты кто такой, чтобы я тебе что-то показывал? А, во-вторых, поспрашивай у покойничков чего я стою. Уж не чета тебе были, хотя бы мозги у них лучше варили. Так. Короче. Вижу, разговор не получается у нас. Если сказать вам нечего, давайте, на выход, пацаны. Времени на вас у меня нет. Больше в поле зрения не попадайтесь.

— Ты, шелупонь, в натуре! — цедит сквозь