твоей ничего не случится. Не сделаешь — случится. Что-то очень плохое. Даже ужасное. А ты себе потом всю жизнь простить этого не сможешь. Ну, а теперь иди, куда шёл. В гальюн? Так хиляй, а то здесь прям обоссышься.

— Где находится девушка? — спрашиваю я, но он не отвечает, отворачивается и демонстративно разворачивает «Известия».

Ссука! Ну хорошо, урод, хорошо. Будь по-твоему. Я встаю и иду в туалет. Там долго умываю лицо холодной водой и лишь потом возвращаюсь.

— Ира выходи, — говорю я.

— Зачем? — удивляется она. — Мне в туалет не надо.

— Иди сюда, — повторяю я, — выходи в проход.

Не дожидаясь, пока она сделает, что я прошу, я прохожу вперёд и наклоняюсь к Скачкову и тихонько произношу:

— Операция «Орфей».

— Что? — хмурится он. — Когда?

— Прямо сейчас, — отвечаю я.

— Ты в уме⁈ Как я сейчас-то это устрою⁈

— Покажете корки, скажете сообщение для КГБ СССР. Ну, или соврите. Плевать что.

— Плевать⁈ Да ты хоть понимаешь… — взрывается он, но встретившись со мной взглядом, осекается и замолкает на полуслове.

— Возьмите Новицкую, у неё удостоверение ЦК. Ира, иди помоги. Виталий Тимурович, если не получится, придётся паковать груз 400. И превращать сначала в триста, а потом в двести. Нас здесь четверо для этого.

— Твою мать, Брагин! — шепчет он. — С тобой вечно херня какая-то. Пошли, Ирина.

— Куда идти-то?

— Скачков объяснит, — хмуро говорю я и падаю в кресло.

Муторно мне. Сердце скачет, кровь вскипает. Ещё час лёту. Надо при высадке этого козлину крутить и грузить к себе в автобус. У меня в сумке нож из оргстекла, замаскированный под линейку. Резать им нельзя, а вот в мягкое втыкать можно. Через пальто не очень эффективно, но в шею, например, легко.

Сука! Как он смог? Наташка с двумя парнями и не просто парнями, а нормальными. Игорёк в этом плане человек надёжный, я ему доверяю.

Как они умудрились? Скорее всего, подъехали на тачке, выскочили, запихали её и ломанулись. Значит их максимум четверо. Для наших пацанов четыре урки — это вообще не вопрос. Чтобы подкараулить, нужно было следить несколько дней. Могли в универе, но тоже странно. Не знаю, короче. Может, домой к ней ворвались? Но она знает, открывать нельзя ни при каких условиях.

Твою дивизию! В ушах стучит так, что если бы не восемнадцать лет, подумал бы, что давление за двести скакануло…

— Саня, глянь, этот перец, с которым я тёр… Сколько с ним ещё народу летит?

— Понял, сейчас посмотрю, — говорит он и идёт в туалет в хвостовой части.

— Семён, иди сядь сюда.

Я пересаживаюсь к окну, Семён садится на моё место, а Саня, вернувшись минуты через три, присаживается у прохода.

— Ещё один кент, — сообщает он. — Сидит на следующем ряду сзади по диагонали через проход.

— Значит так, — киваю я. — Семён, пойдёшь сядешь сейчас на свободное место где-то позади этого сопровождающего. Как приземлимся, ты его вырубишь. Лучше раньше, чтобы при посадке он уже был в отрубе и вообще даже не трепыхался. Смотри по обстоятельствам, сделаешь вид, что ручную кладь с полки берёшь, например. Решай сам. Человеку плохо и все дела. Нас не касается. Ясно?

— Да, — отвечает он.

— Дальше идём на выход. Я иду рядом с объектом. Семён сзади. Саня, блокируете объект вместе с Тимурычем. Он сейчас придёт, я его сориентирую. Объект будут встречать, поэтому сразу, когда проходим через зону выдачи багажа его гасим. Это сделает Саня. Ясно?

— Ясно.

— По команде «человеку плохо». Хватаем на руки выносим на воздух. На лицо шарф, чтобы его не увидели, не узнали. Клювами не щёлкаем, всё делаем быстро и ритмично, пока никто не засуетился. Засовываем в автобус. Нас там встречать будут. После этого ждём. Я иду звонить, вы смотрите, чтобы никто не появился по его душу. А дальше уже по обстоятельствам.

Приходят Скачков с Новицкой.

— Саня, — командую я. — Иди с Ириной сядь, а я с Тимурычем покумекаю.

Скачков садится на место Какоры.

— Удачно? — спрашиваю я.

— Да, — хмуро кивает тренер. — Информацию для майора КГБ Радько передал.

— Сказали, что срочно?

— Сказал, — недовольно отвечает он. — Что за шухер?

— Тут наш урка летит, — поясняю я, — собственно, тот самый фигурант. Дед Назар. Он мне сообщил, что взял Наташку в заложницы.

— Пи**ец, — говорит Скачков и сжимает челюсти.

Я повторяю план. Он его одобряет, но вносит уточнение.

— Могут быть вопросы по прилёту, — качает он головой. — Скорее всего комитетчики налетят. Поэтому меня, вероятно, выдернут. Стало быть, вам придётся без меня это делать.

— Понял, — киваю я. — Скажете, что не можете разглашать и всё. Пусть с Михал Михалычем связываются. Он отбрешется.

— Да, знаю я.

— Хорошо.

Остаток пути провожу, как на иголках. Ни глубокое дыхание, ни самовнушение не помогают полностью успокоиться. Ещё ведь позавтракал сегодня, идиот. Знал бы, ни крошки не проглотил. Из-за жратвы этой теперь вся операция под угрозой срыва. Волнуюсь. За Наташку, естественно. Стараюсь даже не думать о том, что с ней могут сделать.

Урод. Дебил. Не понимает, что приговор себе подписал. По-любому я с ним вопрос решу.

Как назло не приземляемся, наматываем круги. Какого хрена! Объявляют, что погодные условия. Если не сядем в течение получаса, полетим в Сочи. С одной стороны хреново, с другой, даже лучше. Там Назара никто встречать не будет. Выйдем спокойно и разберёмся со всеми вопросами.

Наконец, стюардесса объявляет что получено разрешение на посадку. Нужно застегнуть ремни, привести спинки кресел и всё такое прочее. В Сочи не летим. Садимся в Краснодаре. Никто не аплодирует. Эта дурацкая привычка ещё не пришла на наши земли. Земли и воздухи… Снаружи плюс пять, идёт дождь.

Мне приснился шум дождя,

И шаги твои в тумане.

Все я помню, в небо уходя,

И сказал всему «до свиданья!»

Ладно. Работаем, братцы!

Точка нашего корабля

В неизвестном летит пространстве.

Вернёмся мы к тебе, Земля,

Чтоб сказать тебе тихо «здравствуй»…

Колёса бьют по бетонной полосе и мы с шумом и грохотом несёмся вперёд.

Останавливаемся.

Все поднимаются со своих мест, но я не тороплюсь, поджидаю Лимончика. Бросаю взгляд назад. Всё пока идёт чётко. Вон дед Назар. За ним неприметно двигается Сеня, охранника не видать. Надеюсь, он его не убил… Да, хоть бы и убил, вообще-то…

Урка идёт спокойно, назад не оборачивается, уверен, что его прикрывает телохранитель.

— Ну что, жив ещё? — посмеивается он, приблизившись ко мне. — Не помер со страху за свою девчонку?

Я прикусываю губу, чтобы не накинуться на него раньше времени.

— Пошли, — говорит он. — Иди-иди. Давай передо мной. Я тебе скажу ещё что-то. Шагай-шагай.

Я выхожу на трап. Рядом стоят две чёрные «Волги». Да, Скачков был прав. Из дела он выбывает. Сука. Ладно, справимся и без него.

— Анатоль, — окликаю я Толика. — Далеко от меня не отрывайся, понадобишься.

Он молча кивает и спускается по мокрым ступеням. Пахнет осенью. Влажной, тёплой, до боли грустной осенью. И, как будто, немного морем. А ещё отработанной соляркой от автобуса. Нас заводят в «Икарус». Блин. Не рассеяться бы здесь. Люди набиваются плотненько.

— Ты хорошо всё обдумал? — с усмешкой спрашивает меня Лимончик.

— Угу, — мрачно киваю я.

— Ну, и молодец, — улыбается он. — Значит, будешь поступать, как надо, да?

— Ага, —