Сейчас, глядя на это лицо с удивленными приподнятыми бровями, Эдмунд не мог понять, как же не узнал его раньше: на свадьбе и балу. Это выражение: эдакая цепкость, внимание к мелочам – он видел так часто в детстве, когда занимался арифметикой! «Попробуй пересчитать сложение, мальчик, иначе ответ у задачи не сойдется». А в более позднем возрасте он все чаще слышал: «На сегодня никаких уроков, Эдмунд. Оставь нас с мамой наедине. Будь хорошим мальчиком».

Долгое время Эдмунд считал его чудовищем, и вот теперь перед ним сидел самый обычный человек, в кружевах, с дорогими украшениями, совершенно безоружный. Однако Тернеру и не требовалось оружие, чтобы нанести удар. За прошедшие годы Эдмунд мог похоронить в памяти черты его лица, но голос забыть не мог, как ни старался. Тернер крепко запустил когти в их семью, да так ловко, что никто и не заметил, а когда его все же удалось вырвать оттуда, разодрал ее на части. И никто так и не сумел оправиться.

– Кажется, вы оказались в безвыходном положении, – устало произнес Эдмунд. – Полагаю, вы вознамерились мне отомстить. Что же это будет? Шантаж? Убийство? Или вам по-прежнему больше по вкусу воровство? Что бы вы там ни задумали, Тернер, давайте покончим с этим как можно скорее.

– Это приказ? – Тернер сложил руки на животе и чуть снисходительно, как обыкновенно наставники смотрят на учеников, посмотрел на Эдмунда. – Не думаю, что у тебя есть право отдавать мне распоряжения. Особенно после того, как ты отнял у меня все.

– Я сделал только то, что было должно, и не отнял ничего, на что не имел права. И уж, разумеется, ничего от этого не приобрел.

– Не приобрел, но и не потерял, – возразил Тернер. – Тебе удалось сохранить все, что имел прежде.

– Вовсе нет. – Эдмунд провел ладонью по лицу. – Вы разрушили мою семью. Я не бывал в Корнуолле двадцать лет.

Его собеседник глубоко вздохнул.

– Равно как и я, мальчик: двадцать лет.

Эдмунда коробило это дурацкое обращение и возмущала неслыханная дерзость, с какой Тернер влез в его жизнь и его семью, – ведь с самого дня свадьбы он преследовал их с Джейн. Внутри у него все кипело от ярости, а сердце жег гнев, того и гляди угрожавший вырваться наружу. Его руки сами собой сжались в кулаки и глухо обрушились на столешницу, но Эдмунд усилием воли сдержал себя и спокойно произнес:

– Вы всегда были высокомерны, но теперь превзошли самого себя. Явиться в мой дом и обвинить меня в злодеянии! Вы заслужили гораздо худшее наказание, чем получили. За кражу вас могли бы повесить, особенно если бы стало известно о попытке государственной измены.

– Деньги всего лишь мусор! – бросил Тернер ему в лицо. – Если бы ты не совал нос в чужие дела, то никто ничего бы и не заметил и не пострадал бы твой отец.

Эдмунд готов был рассмеяться как безумный. Его отец был бесхребетным созданием. Предоставленный самому себе, он мог погубить весь их род, но случилось так, что главу семейства погубил его собственный сын.

Тернер сидел в кресле и презрительно усмехался.

– Мне не нужны деньги, о нет! И убивать я никого не намерен. Ни один волос не упадет с вашей бесценной головы, милорд, до тех пор пока на свете есть те, кто зависит от вас финансово.

Эдмунд уставился на него в изумлении.

– Насколько я понимаю, вам не нужны ни деньги, ни моя жизнь. Тогда что же?

– Я пришел за другим, – ухмыльнулся Тернер. – Ты ведь недавно женился, мой мальчик, так?

К Эдмунду снова вернулось дурное предчувствие.

– Вы прекрасно знаете ответ, потому что, черт возьми, присутствовали на свадьбе.

– Леди Киркпатрик, кажется, очень привязана к тебе. Любопытно это проверить.

Эдмунд снова воскресил в памяти ту ночь, когда она призналась ему в любви, но теперь следовало отогнать эти мысли прочь.

– Она под моей защитой.

– А я в этом не вполне уверен. – Тернер открыл чернильницу, затем со звоном опустил крышку обратно. – Не вполне.

Он поднялся из кресла и принялся мерить комнату шагами.

– Я долгое время предавался размышлениям о том, что буду делать, вновь обретя свободу, чем отплачу тебе за то вмешательство.

Пальцы Эдмунда нервно сжали ручки кресла.

– Мы оба потеряли большую часть жизни, мой юный друг, но у меня, в отличие от тебя, не было выбора. Справедливость должна восторжествовать. Теперь и ты лишишься выбора.

Тернер замолчал и принялся изучать содержимое полок, пробегая кончиками пальцев по корешкам книг. Эдмунду хотелось крикнуть, чтобы он не смел трогать его вещи и вообще чтобы никогда больше не смел трогать чьи бы то ни было вещи.

Следующие слова Тернер бросил так небрежно, словно они совсем ничего не значили:

– Ты лишишься своей жены.

Эдмунд непонимающе пробормотал:

– Что сие означает? Нельзя же просто взять и отнять у кого-то жену.

Едва эти слова были произнесены, как он вспомнил, что Тернеру подобное не впервой, – так было с его матерью.

– Надеетесь, что леди Киркпатрик полюбит вас? Какое безумие.

– Это вовсе не обязательно, но сделаю так, что она разлюбит тебя… более того, возненавидит!

Небрежно засунув книгу в кожаном переплете на место, он обернулся и взглянул на Эдмунда.

– Впрочем, нет. Пожалуй, безразличие. Лучше, когда мой план будет приведен в исполнение, и твоя жена даже смотреть на тебя не захочет. Единственное чувство, которое будут рождать в ее душе мысли о тебе, это разочарование.

– Вам не удастся обмануть Джейн.

– О, в этом я уже преуспел. Она искренне верит мистеру Беллами, очаровательному рассказчику захватывающих историй.

– Вы настоящий мерзавец!

– Скажи-ка мне, мальчик, – грубо спросил Тернер, – а знаешь ли ты, где баронесса находится в данный момент?

Эдмунд нахмурился.

– Местонахождение моей жены совершенно вас не касается.

– Иными словами, не знаешь. Она может быть где угодно: в своей спальне или в столовой, беседовать с кухаркой, – а может, и… – Его глаза ожесточенно блеснули. – У любовника!

– Это не так.

– Может быть. А может, и так. Ты не знаешь. Но теперь тебя будет пожирать сомнение. С него все и начинается. Сначала сомнение, затем недоверие и наконец нелюбовь. Проще простого.

Внутри Эдмунда бушевала борьба между яростью и благоразумием. До сих пор ему удавалось сдерживаться.

– Вы не осмелитесь на подобное злодеяние в отношении женщины, не причинившей вам никакого вреда.

– Она выбрала тебя, не так ли? Люди каждый день страдают из-за своих безрассудных решений.

– У леди Киркпатрик не было выбора: ей пришлось выйти за меня. Так что ее вины ни в чем нет.