– Дорожиться – товар залежится! – любил наставлять Алексей Митрофанович. Но ему перечил Дмитрий Константинович Сотников: – Продешевить – барышей не нажить!

Иннокентий Киприянович анализировал эти и противоположные по своей сути советы и брал из них среднее, наиболее рациональное, что пригодится в торговом деле. Он регулярно записывал дельные наставления приказчиков в тетрадь, названную им «Торговый катехизис». И, открыв своё дело, нередко сверял мысли с этой тетрадкой, принимая какое-либо важное решение. Множество советов оправдывались в повседневной жизни молодого купца.

Он закупил оптом у енисейских торговцев Александра Кытманова, Иннокентия Абалакова, Павла Трофимова, Виктора Данилова, Трифона Савельева товары разного ассортимента, пользующиеся спросом у имбатских остяков и левобережных юраков, и начал торговать летом на Верхне-Имбатском участке в станках, расположенных по берегам Енисея. Квартировал в доме Тимофея и Данюхи-стряпухи, которые дали жизнь троим сыновьям и по-прежнему выезжали каждое лето рыбачить на Бреховские острова. Тимофей стал старшиной артели, сменив постаревшего Семена Яркова. На своих четырёх шитиках Иннокентий шёл по течению реки, заходил в тайгу по малым рекам, доставляя товар прямо на летовья остякам и юракам. Он не скупился на деньги, как старший брат, продавал чуть дешевле. Пока его не брали в расчёт другие торговцы, не видя в нем конкурента, сумел отладить свой торг и начал получать весомый доход. Товар доставлял закупщикам добротный, ходовой и незалежалый. Он арендовал в Верхне-Имбатске балаган и вёл торги по всему участку от станка Осиновского до села Монастырского, где находились свыше двух тысяч двухсот русских и инородцев. Только в Нижне-Чутском тунгусском, Нижне-Имбатском, Подкаменно-Тунгусском, Верхне-Имбатском остяцких родах кочевало девятьсот шестьдесят пять инородцев.

Брал он на себя и левый берег Енисея от станка Ананьево и до Енисейского залива, где кочевала юрацкая орда.

Иннокентий Киприянович не любил людской суеты и многолюдья. Да и старался быть подальше от «недремлющего ока» своего дяди Петра и смотрителя Дудинского участка Головлёва.

В сорока восьми верстах от Дудинского, вниз по Енисею, в малолюдном станке Ананьево он построил пятистенную деревянную избу, крытый двор, баню.

Приобрёл четыре лодки-трёхтонки, два ставных невода, около пятидесяти рыбных снастей, семьсот саночных оленей. Приказчиком взял Михаила Степановича Наумова, енисейского мещанина. Он нанимал батраков на зимнюю и летнюю рыбалку, засолку рыбы, занимался скупкой пушнины, бивней мамонта, вязиги у левобережных юраков, сдавал в кортом саночных оленей.

Хозяин в Ананьево приезжал редко, особенно летом, полностью положившись на вёрткого приказчика. А зимой, между аргишами по юрацким стойбищам, жил в своём огромном доме. Торговля на Верхне-Имбатском участке забирала всё лето, начиная с ледохода. Как только очищался ото льда Енисей, купец с двумя приказчиками и восемью гребцами шли самосплавом четырьмя гружеными шитиками вслед за мелкими последними льдинами. Успевали первыми, опережая хватких енисейских торговцев. Распродав товары, нанимали собак и на бечеве возвращались против течения к своему товарному лабазу. Быстро забивали кладью шитики и направлялись по свежим станкам и остяцким стойбищам. Позже, в разгар лета, чтобы не гонять взад-вперёд шитики, рейсовым пароходом, идущим вниз, доставляли товары до станка, где их ожидали Иннокентий Киприянович с приказчиками и гребцами. Шестьсот-семьсот пудов товара опять грузили в лодки и отправлялись вниз, продолжая меновую торговлю.

Иннокентий Киприянович сам был не охоч к вину и не торговал им, хотя остяки возмущались, что нет хмеля. Потом привыкли и встречали шитики Сотникова на трезвую голову, вели мен, считая всё до единой копейки. Купец давал часть товаров в долг, доверяя остякам и юракам, вёл шнуровую книгу, где каждый расписывался под своим долгом. И остяки сдавали пушнину только молодому купцу, не торгуя ни с пароходами, ни с другими офенями. Он не стал испытывать судьбу, видя нелёгкую жизнь инородцев, писать прошение Енисейскому губернатору о выдаче патента на торговлю вином, как это делали другие купцы. Туруханский пристав тщательно следил за провозом товаров на пароходах, штрафовал нарушающих запрет пароходчиков и хитрых купцов, снимал винные бочки на берег под арест. Старший брат и его приказчики не раз совали взятки приставам и полицейским, а те закрывали глаза на нарушение закона, разрешая провозить вино в потайных трюмах.

С юраками младший Сотников вёл торг зимой, загружая семьдесят оленьих нарт товарами, и доходил до самого Поликарпова. На этот станок ко времени подхода обоза приезжали тазовские юраки и вели мен на песца, мамонтовую кость, белужий жир и вязигу.

В Дудинском у него появилась зазноба Аннушка, дочь сельского старосты Михаила Иванова. Они вместе обучались грамоте у Стратоника Ефремова и уже тогда были тайно влюблены друг в друга. Потом Анна закончила открывшуюся в Туруханске церковно-приходскую школу и возвратилась в Дудинское.

Когда по делам службы Иннокентий появлялся в Мало-Дудинском, то, навестив стареющих Юрловых, шёл в Дудинское, в гости к Анне Михайловне. Аннушка строгого воспитания, застенчиво опускала глаза и вежливо встречала у порога молодого купца, предлагала снять шубу, шапку и почаевничать. На столе появлялись самовар, туески с пряниками и мёдом, вязка баранок. Часами пили чай и вели неспешные разговоры, вспоминая горенку псаломщика, где они постигали чистописание, арифметику, русский язык. Аннушка доставала свои тетрадки с каракулями и показывала Иннокентию. Они хохотали, разглядывая писанину, детские рисунки и вырезки из бумаги, похожие на песца, волка, медведя, собаку. Потом переходили к взрослым делам. Молодой купец рассказывал об остяках, о том, как он торгует, сколько продал в Енисейске бочек солёной рыбы и что по весне его олени дали приплод в шестьдесят телят. Намекнул девушке, что хочет увеличить торговый оборот, чтобы стать купцом второй Енисейской временной гильдии. Анна слушала рассказы, в которых он уже повторялся, потому что жизнь шла монотонно и однообразно. И ждала, когда же он расскажет о целях его частых визитов к ней. Ему скоро тридцать, а он, кажется, и не думает о женитьбе. Однажды осмелев, она задала каверзный, показавшийся ей нелажим, вопрос:

– Кеша, ты взахлёб рассказываешь о своей службе. Неужели у тебя сузился круг интересов до муки и рыбы? Ты же у Стратоника Игнатьевича выглядел умненьким мальчиком. Я думала, далеко пойдёшь! Ладно, может, сиротство наложило на тебя отпечаток и ты поставил цель продолжать дело отца. Если так, то похвально! А если тебя затянуло сквалыжничанье? Это низко и противно! Ты ходишь по всему Енисею. Неужели тебе в душу не запала ни одна девица?

Он нежно посмотрел на неё и удивился вопросам:

– Нет, Нюта! Сейчас у меня цель – стать богатым купцом. Ей подчинены мои устремления. А круг интересов по-прежнему широк. Я встречаюсь с разными людьми: и с капитанами судов, и с купцами, и с золотодобытчиками, и с рыбаками, и с политссыльными, и со священниками, и с самоедами. От каждой встречи я что-то беру для себя. Я и от наших встреч многое взял. Я глубже понял тебя, а ты меня – пока нет. Вот приходит сухарь-купец, и всё – о своём торге. Нет, моя дорогая Нюточка! Никого я присматривать не собираюсь. Неужели ты думаешь, что прихожу к тебе чай пить, в шашки да в карты сыграть? У меня времени нет на такие пустяки! Я прихожу тебя увидеть. Полюбоваться твоей красотой. Неужели не чувствуешь, что я ещё со времён Стратоника влюблён в тебя. Пусть по-детски. Но уже тогда я с любовью помогал решать задачи, приносил нужную книгу, обогревал дыханием твои руки, застывшие на морозе. Сейчас и мне, и тебе это кажется смешным. Но тогда ты так была люба мне.