Александр Киприянович упорно шёл к намеченной цели. Плотники Степана Варфоломеевича Буторина срубили в Енисейске большой дом-пятистенок, разобрали по брёвнышку, пролокчили[13] брёвна и венцы, сбили плот и привели в Потаповское. Плотогоны Ивана Кирдяшкина приплавили лес без потерь. Выкатили на берег по брёвнышку и по номерам сдали артельщикам Буторина. Лесины до осени сохли на берегу, а зимою шестёрками оленей были свезены на угор для сбора дома. По весне артель Буторина снова вернулась в Потаповское и занялась сборкой. Связали по углам рубкою венцы, сделали вчерне полы, соорудили накат и крышу. Приехавший осенью на неделю хозяин дома похвалил за работу:

– Теперь езжайте домой, а в апреле жду вас в Потаповском. Надо к осени завершить работу. В ноябре женюсь. Жену привезу сразу в новый дом.

– Будем, будем в апреле, Александр Киприянович! Будь спокоен, ко времени дом поставим! Кровельное железо есть, кирпич есть, стекло есть. Половая доска, пятидесятка сухая, как серянка. Думаю, вшестером поспеем к белым мухам, – заверил старшина артели. – Тебе завершу – и пора на лежанку внукам сказки сказывать! И так вся жизнь прошла в низовье!

В доме четыре просторных комнаты и – через длинный коридор – большая кухня. Она же и столовая. Рядом с кухней два больших чулана.

Законопатили мхом стены, утеплили черновой пол, затем забрали пятидесяткой. Внутри стены обили дранкой, заштукатурили и побелили. Сложили три утермановские печи[14]. И лишь на кухне русская кирпичная печь.

Александр Киприянович привёз из Мало-Дудинского в Потаповское круглый из гостиной стол, часы с боем, шкафы с книгами, иконы с позолоченными киотами и широкий, со стоячей спинкой, диван. Взял также один сундук с кухонной утварью, оставленный родителями.

Осенью 1889 года Александр Киприянович обвенчался с Елизаветой Никифоровной Ивановой. Десять упряжек, по шестёрке белых оленей в каждой, привезли в Мало-Дудинское жениха с невестой, пятерых братьев Елизаветы и отца с матерью. Дмитрий Болин и Михаил Пальчин, в праздничных вышитых парках, остановили упряжки у избы Степана Петровича Юрлова. Начинало смеркаться. На крыльцо вышел опекун без шапки, в стёганой поддевке, накинутой на плечи. Стоял, разведя руки, встречал гостей. Обнял невесту, затем Александра Киприяновича, потом всю Елизаветину родню.

– Проходите в избу, гости дорогие! Что-то вы маленько припозднились. Банька устала ждать, камни перекалились, – приговаривали у порога Степан Петрович с женою. В горнице гостей ждали брат Иннокентий, приказчики: Сидельников Алексей Митрофанович, Дмитрий Константинович Сотников с женами и Стратоник Ефремов. Два стола, накрытые одной скатертью, ломились от холодных закусок. Промёрзших на морозе гостей усадили за стол, налили по чарке. И выпили за удачный аргиш в Мало-Дудинское. Все пригубили кроме Стратоника. Александр Киприянович посмотрел на псаломщика, налегающего на заливного сига:

– Может, сегодня и не к месту, но я хочу выпить за моего учителя Стратоника Игнатьевича, до сих пор не нарушившего данной мне клятвы. – Головы повернулись к псаломщику: о какой клятве шла речь – никто не знал.

– Было дело, было, – оторвался от еды Стратоник. – Я сказал, брошу пить не ради Господа Бога, а ради Александра Сотникова. С тех пор в рот не беру.

– За это следует выпить! – поддержал Степан Петрович. – За сильную волю Стратоника!

Выпили. Закусывали строганиной, холодцом, заливным сигом, вяленым мясом, оттаявшей морошкой, солёными грибками. Накинулись на еду, заморили червяка с дороги, и тогда на стол подали горячее.

– Под горячее я, на правах жениха, хочу выпить за хозяев этой избы, Степана Петровича и его жену Александру Порфирьевну, теперешних наших с Кешей тятю и маму. Спасибо вам, что поддержали нас в тяжёлую годину, спасли от измываний дяди Петра, помогли встать на ноги двум сиротам.

Александр Киприянович вышел из-за стола и крепко поцеловал Александру Порфирьевну, а затем – Степана Петровича. Когда гости и хозяева насытились, Степан Петрович сказал:

– Баня ждёт молодых. Или вместе, или порознь. Думайте жених с невестой. Не сегодня завтра всё равно вместе в баню ходить. Соромно не соромно, но у нас так заведено.

– Дайте чуток подумать, Степан Петрович! – попросила Елизавета.

– Вроде бойкая, а тут сумлевается омовение совершить вместе с завтрашним мужем. Думай, неволить не буду.

Александр Киприянович, переминался с ноги на ногу, не зная, как поступить. Он не ожидал сегодняшней бани с невестой. Поэтому всё отдал на откуп Елизавете: как решит, так и будет.

Его подзадоривали братья Елизаветы, особенно младший, Костя:

– Своячок, трусишь! Такой большой, а Лизаньки испугался! Тятя мой с мамой давно вместе банятся.

– Помолчи, недоросль! – цыкнул Василий Никифорович. – Вот когда женишься, то попробуешь. Там столько неловкостей вылазят наружу, шаек не хватает срам прикрыть.

Мужики засмеялись. Елизавета из кухни зашла в горенку, подошла к Александру и положила голову на плечо:

– Нет, милый! Соромно. Париться пойду одна. Хочу под венец идти чистой. И телом, и душой.

Елизавета мылась, а из головы не выходили думы об Александре Киприяновиче. Нахлынули бурным водопольем. Душой пока она не чувствует молодого купца. Всё рассудком взвешивает. О богатстве она не думает. Ей не нравится его угрюмость и тяжёлый взгляд. Брат Василий не очень доброго суждения о нём. Он поаргишил с ним по тундрам, всяким видал, но добрым ни разу. Ценит только себя и доверяет только своим мыслям. Людей гнёт через колено до треска в хребтинах, пока те не становятся покладистыми. Особенно юраков и тунгусов. Под нос суёт увесистый кулак и орёт:

– А этого не нюхал! Сейчас как дам, и нюх потеряешь! Вас – тучи! Как комары обседаете мой магазин! Каждый садится предо мной и жужжит, чтоб пушнину дороже продать, да моего товару больше взять. Не хошь по сходной цене – сдыхай с голоду!

Походит, походит кочевник вокруг торгового чума, помнётся, подумает. Не хочется отдавать за бесценок охотничьи старания, да куда деваться. Товары нужны, припасы ружейные, да и курево тоже. Наступает он на горло неуступчивости и уже на коленях, за бросовую цену отдаёт и песца, и волка, и соболя. А Сотников на беде людской множит своё богатство. И Василию, как приказчику, уже перепадало. Избил его на берегу озера, прямо на глазах каюров, за то, что на копейку дешевле два пуда соли продал. Посчитал и удержал из жалованья. Так это ещё по-божески к нему, всё-таки в родню метит.

– Достанется тебе, Елизавета! – не раз говорил ей Василий. – Мука несусветная. Тяжёл норовом и рукой. Не тем, дак другим человека свалит. Может, тебе и впору будет, у тебя ведь норов – кремень! Будете всю жизнь ломать друг друга.