Она была в огне, горела изнутри, каждая часть ее пылала. Когда жар ее оргазма взорвался в ее теле, она выкрикнула его имя в ночное небо и выгнула спину, полностью потрясенная силой своего удовольствия.

Он смотрел, как она приходит в себя. Его тело отчаянно желало ее почувствовать, быть внутри ее. Он переместил руки к ее бедрам, а затем еще выше, чтобы обхватить ее груди, так что она легла на траву, глядя ему в лицо, как будто она никогда не видела его раньше.

Что-то гудело в воздухе между ними — невысказанные слова, признание, — и он задумался.

Десять лет назад, когда он занимался с ней любовью, — забрал ее невинность в поле, похожем на это, они тогда лежали на коврике для пикника, а не на траве, — он почувствовал связь, не похожую ни на что, что он когда-либо знал. До этого у него был секс. Но с Алисией это была связь их душ, пугающе интимный опыт, который изменил его.

С тех пор он никогда не испытывал подобного чувства, и он не мог не задаться вопросом… Будет ли сейчас так же?

Но это было всего лишь желание, которое ему нужно было удовлетворить. У них остались незаконченные дела. Чем раньше они с этим разберутся, тем быстрее смогут двигаться дальше.

Он поднял ее и прижал ее обнаженное тело к своей груди. Когда они шли к дому, она была слишком переполнена предвкушением, чтобы ясно мыслить. Только когда он толкнул дверь, она вздрогнула, положив руку ему на плечо.

— Изабелла, — с тревогой напомнила она, оглядываясь по сторонам.

— Ее нигде не видно.

Но он пошел быстрее и вместо того, чтобы войти во двор, повернул направо и поднялся по лестнице, ведущей к той части дома, где она еще не была. Он открыл дверь в свою спальню, и они оказались в его личном пространстве.

Комната была большая, с огромной кроватью у стены. Над камином висел телевизор, а на краю комнаты стояли две узкие двери — одна, как она предположила, вела в гардероб, другая — в ванную. Здесь все было откровенно мужским, включая стойкий аромат одеколона, от которого она тихонько застонала.

Он посадил ее на край кровати и отступил, медленно глядя на нее.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он, наблюдая за ней.

Ей хотелось поиграть с ним, подразнить его, но ее желание было слишком велико, а их общее прошлое и боль слишком сильны, чтобы относиться к ним легкомысленно.

— Да.

Простой ответ заставил его быстро подойти к прикроватной тумбочке, открыть ящик и достать упаковку презервативов. Затем он вернулся к ней. Его грудь вздымалась, а ее взгляд упал сначала на его татуировку, затем ниже, на его возбуждение. Она ахнула, потому что он был таким большим и дразнящим, что ее кожа покрылась мурашками, и она почувствовала странный жар между ног.

— Я хочу тебя, — прошептала она, поднимая руку, чтобы потянуться к нему, но в этом не было необходимости. Грасиано уже двигался, его тело толкнуло ее назад на кровать.

Она дрожала от предвкушения, что должно было произойти. Его руки поймали ее, и он развел их в стороны, а она извивалась под ним, желая почувствовать его внутри себя.

От его хриплого смеха у нее пошли мурашки по коже.

Она выгнула спину, и он переместил руку к ее бедру, на этот раз приподняв его, оттолкнув в сторону, прежде чем приблизиться к ее входу, дразня ее, так что она застонала.

— Я хочу тебя, — повторила она, как молитву, затем прикусила губу, когда он наконец вошел в нее, сильно, быстро, и она вскрикнула, когда начало оргазма стало покалывать кончики ее пальцев, распространяясь по каждой клеточке ее тела.

— Какая ты тугая… — выдавил он, лаская губами ее шею.

Она схватила его за плечи. Он что-то прошептал ей на ухо по-испански. Она не поняла его. Мгновением позже, когда она все еще боролась с волнами своего удовольствия, он снова начал двигаться, и она четко поняла, как сильно он сдерживал себя в первый раз.

Снова она почувствовала, как мир ускользает от нее, удовольствие доводит ее до безумия, и на сей раз он был ее спутником на этом пути наслаждения, его гортанный крик, когда он взорвался, только усилил ее удовольствие.

Она заплакала, когда он лежал на ней, их сердца бешено колотились.

Слеза скатилась по ее щеке, и Грасиано пошевелился, нахмурившись, и приподнялся, чтобы посмотреть на нее. Его глаза изучали ее, в них виднелось беспокойство, но затем он улыбнулся. От его улыбки в уголках его глаз появились морщинки. Наконец-то… Это был он, ее Грасиано, каким он был тогда, без всего цинизма и гнева, без защитных стен, которые он был вынужден строить вокруг себя, за исключением тех случаев, когда они были вместе.

Он перекатился на спину, на что ее тело отреагировало яростным протестом, не желая, чтобы он отстранялся, даже когда она была уверена, что они снова будут вместе. Да, у них не было общего будущего, но здесь, сейчас, они будут вместе.

Они долго лежали бок о бок, учащенное дыхание постепенно замедлялось, ее глаза высохли. Она ни о чем не сожалела.

— Это было… — Она не могла подобрать подходящего слова.

— Мило? — перебил он, немного поддразнивая.

— Наверное, да, — согласилась она, усмехнувшись.

— Хорошо? — повторил он с притворным возмущением. — Очень надеюсь, что нет.

— Что-то не так со словом «хорошо»?

— Это слишком просто для того, что мы только что сделали.

Она тихо рассмеялась, а затем повернулась к нему лицом. Это была ошибка. Ее сердце дрогнуло, и мир полностью сошел со своей оси. Слезы вновь застилали ее глаза. Она перевернулась на спину, уставившись в потолок. Так было намного безопаснее.

— Что случилось?

Что она могла ответить на это? Как она могла сказать ему, что она страдает из-за того, что они потеряли? Что они потеряли свой шанс быть вместе, быть семьей, шанс узнать друг друга как следует после той первой ночи?

Ее принуждали отказаться от него. Ее отец манипулировал ее чувствами, потому что не хотел терять контроль над своей «хорошей» маленькой дочерью.

Она стиснула зубы, вспоминая прошлое.

— Что тут написано? — спросила она, меняя тему и проводя пальцем по татуировке на его груди.

Он колебался, как будто не хотел отвечать.

— Это значит: «У каждой мачты свой парус».

— Я не понимаю.

— На корабле у каждой мачты есть собственный парус. Этот парус наполняется ветром, и ветер