нравилось проводить заключительные встречи, но сегодня он был отвлечен — не настолько, чтобы это негативно сказалось на его работе, но достаточно, чтобы опустить его до уровня простого смертного. И поэтому Грасиано был зол на себя. День клонился к концу, а он все никак не мог сосредоточиться на работе.

После переговоров Грасиано закрыл дверь и прошел к окнам, выходившим на Барселону. Уникальный город с его яркой архитектурой всегда наполнял его сердце радостью. Именно сюда он приехал, когда у него ничего не было, здесь сколотил свое состояние. Это был его дом — его место в мире. Но его взгляд устремился на юг, в сторону моря, и в своем воображении он приближался к острову, а Алисия ждала его в башне, наблюдая за его приближением, нуждаясь в нем и желая его.

Он выругался себе под нос, проведя рукой по волосам. Все было хуже, чем он предполагал. Тяжелее, чем он думал. Она овладела его разумом, и он понятия не имел, как прекратить это. Он знал, что не может позволить ей снова стать его солнцем и луной.

Именно здесь, в офисе, его жизнь была простой. Он мог контролировать все. Ему было все равно, что о нем думают люди. Ему было все равно, каких врагов он себе нажил. У успеха была объективная сторона — финансовые достижения, и это был единственный критерии, который его волновал.

Место Алисии в его жизни и разуме нужно было контролировать так же жестко, как и любой другой аспект его жизни. Он решительно подошел к своему столу и взял с подставки телефон.

— Закажи мне ужин где-нибудь. И позвони Изабелле и сообщи ей, что сегодня вечером я останусь в городе и не вернусь на остров.

Он повесил трубку, задаваясь вопросом, почему принятие этого простого решения не принесло ему облегчения, почему ожидаемая тяжесть, вместо того чтобы свалиться с его плеч, казалось, еще сильнее навалилась на него.

Алисия, хмурясь, смотрела на пустой стул.

Он не вернется сегодня вечером.

Изабелла небрежно сообщила ей об этом. В конце концов, экономка понятия не имела, как сильно Алисия ждала встречи с Грасиано. Изабелла не могла знать, какое отторжение крылось в этих простых словах.

Не было более эффективного способа сказать ей, что он сожалеет о том, что произошло между ними.

Она вонзила вилку в кусок рыбы, поднеся его ко рту и заставив себя жевать, хотя есть ей совершенно не хотелось. Однако она пропустила обед и знала, что должна поесть, но каждый раз, когда она делала движение, чтобы положить еду в рот, глотать становилось все труднее и труднее.

Спать с ним было ошибкой. Она позволила себе поверить, что для них все может быть по-другому, но она ошибалась. Даже если бы Грасиано был способен измениться, даже если бы она снова смогла поставить на карту свое сердце, ничто не изменило бы того факта, что она скрывала от него их дочь. Однако она делала все, чтобы не могла рассказать ему об этом. Они оба имели право на взаимные обиды. Возврата к нормальным отношениям больше не было. Как и не было никакой надежды.

Она должна была рассказать ему об Энни. Не из-за того, что между ними произошло, а потому, что так будет правильно. Энни была его дочерью. Ему нужно было знать.

Но… не было ли это эгоистично? Он ясно дал понять, что не хочет детей. Его ответ на этот счет был однозначным. Рассказать ему может казаться ей правильным — может быть, даже приятным, — но что, если он решит не иметь ничего общего с Энни? Что, если существование Энни каким-то образом нарушит его жизнь?

Она тихо застонала, опустив голову. Она понятия не имела, что делать, но сидеть здесь, тоскуя по нему, было плохим решением.

«У каждой мачты свой парус».

Сейчас она была сильнее, чем в шестнадцать лет, когда ей пришлось подчиняться чужому решению. Теперь она могла выдержать удар.

И ни за что она не собиралась оставаться на этом острове такой же пленницей, как и первоначальная обитательница этого дома, отчаянно ожидая внимания мужчины, который не мог или не хотел дать ей то, в чем она нуждалась.

Ей придется уйти.

Глава 9

Грасиано заставлял себя отсутствовать большую часть следующего дня. Он сказал себе, что эмоции, охватившие его, были эмоциями удовлетворения, что он был рад, что смог сопротивляться ей, чтобы продолжить свою нормальную жизнь. Он отказывался признавать, что в его венах начинала бурлить кровь от осознания того, что он скоро снова увидит ее и что его воздержание будет вознаграждено. Они могли разделить трапезу, он мог наблюдать за ней, слушать ее и восхищаться ею, а затем привести ее в свою комнату и заниматься с ней любовью всю ночь, будучи уверенным в том, что его сила воли сильнее, чем его потребность в ней. Контроль. Это было главное.

Его тело напряглось, когда вертолет завис над островом. Он радовался предстоящему вечеру.

Пока он не выглянул в иллюминатор и не увидел Алисию, стоящую на дорожке, ведущей к вертолетной площадке, точно так же как он стоял, когда она прибыла несколькими днями ранее. В этом не было ничего странного. Если бы не чемодан рядом с ней и непроницаемая стальная маска на ее лице.

* * *

— Алисия! — Он практически прорычал ее имя, подходя ближе, и каждая клеточка ее тела пришла в состояние повышенной готовности от его близости. Между ее ног разлился жар, груди жаждали его прикосновения. Она стиснула зубы и не сводила глаз с вертолета сразу за его плечом, который скоро, как она надеялась, взлетит с ней на борту в сторону дома.

— Грасиано, — ответила она любезно, но без намека на теплоту в голосе.

— Собираешься куда-то?

— Да. Домой.

Теперь она заставила себя посмотреть на него.

— У меня есть все, что мне нужно, включая всю необходимую информацию от твоего ассистента. Сегодня у нас был долгий разговор. Я точно знаю, как действовать. У меня нет причин оставаться здесь.

— Разве нет? — ласково спросил он, подойдя к ней слишком близко.

Она стояла на своем.

— Нет.

Возможно, он не ожидал сопротивления. Его глаза расширились на кратчайший миг. Потом на его лбу появилась глубокая морщина.

— Однако у нас была договоренность. Пять суток.

— Наша договоренность изменилась.

— Без моего ведома?

— Ты серьезно хочешь держать меня здесь против моей воли?

Алисия тяжело вздохнула, не обращая внимания на бурлящее