нет. Записи об усыновлении засекречены, но, возможно, это так.

— Это очень тяжело. Наверняка теперь что-то должно быть…

— Несколько лет назад я нанял детектива, — продолжил он. Разговор становился слишком тяжелым, слишком раздражающим. — Я узнал немного больше о его жизни после аварии, до его усыновления, но ничего после.

— Найми другого, — быстро сказала она. — Должен же быть след.

— Поверь мне, я пытался. Все данные как будто стерты. Я не знаю, куда он делся, и многие годы я жил с чувством вины за то, что подвел своего отца.

— Твой отец не стал бы винить тебя за это, — заверила она. — Ни в чем ты не виноват. Мне кажется варварством, что агентство по опеке разделило двух братьев…

— Да, — сказал он после паузы. — Это варварство. Ты права.

— Почему ты ушел из приемной семьи?

Алисия снова почувствовала, как Грасиано закрывается.

— У меня было несколько неудачных приемных семей подряд. Мне было тогда четырнадцать. Жизнь на улице казалась более привлекательной. Я всегда был сам по себе.

— Но ведь в приемной семье у тебя, по крайней мере, была кровать, крыша, еда…

— У всего есть цена, Алисия. Я предпочитал расплачиваться на улице.

Все это было так грустно! Она страдала из-за того, что он испытал, через что он прошел.

— А как насчет имущества? — вдруг спросила она. — Наверняка у твоих родителей был дом, сбережения…

— Да, это у них было, — сказал он тихо. — К сожалению, я не знал об этом, пока не заработал достаточно денег, чтобы заплатить тому, кто провел для меня расследование.

Она задохнулась от возмущения.

— Но ведь это должно было достаться тебе.

— Возможно. К тому времени, когда я узнал о наследстве, которое было передано в доверительное управление, оно мне было уже не нужно. Я сохранил его для своего брата. Я не знаю, как он живет, была ли к нему благосклонна жизнь, но если он захочет, то оно его.

— Я уверена, что ты его найдешь! — горячо воскликнула она. — Люди не растворяются в воздухе.

— Я хотел бы знать, что он счастлив, — сказал Грасиано, придвигаясь так, чтобы видеть фотографию. — Мы были очень близки. Я обожал его. Как-то странно, что его нет в моей жизни.

Она вернула фотографию, чувствуя себя уязвленной и неуверенной. Ничего не имело смысла. Слова, которые он только что произнес, точно описали ее отношение к Грасиано.

Она так любила его десять лет назад! Как часто она думала о нем с тех пор? Каждый день. Каждый проклятый день. И она думала, что это из-за Энни, но, глядя на него сейчас, она больше не была в этом убеждена. Она упустила Грасиано.

Он думал, что она спит, но тут она шевельнулась, взглянув на него своими умными глазами, и что-то шевельнулось у него в животе — что-то давно забытое.

— Грасиано. — Она прижала руку к его груди, потом зевнула, глаза ее отяжелели. — Раньше, когда мы…

— Занимались сексом, — добавил он, забавляясь тем, что даже после того, как это произошло несколько раз, она не могла подобрать слов.

— Нет, до этого. На улице.

Он ждал, наблюдая.

Казалось, она борется со сном.

— У нас не было презерватива. Это… ты…

Он нахмурился.

— Что ты пытаешься узнать? — спросил он, поднимая ее руку и прижимая ее к своим губам.

— Дети, — быстро сказала она, не встречаясь с ним взглядом. — Ты не хочешь детей?

Его брови взлетели вверх.

— А ты хочешь детей?

Она сосредоточилась на татуировке на его груди.

— Тебе, кажется, противна эта идея.

— Нет. Не противна, — возразил он, пытаясь найти лучший способ описать свои чувства. — Она мне категорически не нравится.

Мысли Алисии было невозможно прочесть, ее глаза смотрели на его грудь. С одной стороны, он был польщен. С другой стороны, он хотел понять, что она чувствует.

— Почему?

Что он должен был ответить? Как рассказать о дыре, которая образовалась в его груди, когда он потерял свою семью много лет назад? Подростком он знал, что у него никогда не будет семьи. Он был одиночкой до мозга костей. На самом деле единственный раз, когда он сомневался в своем решении, был в то лето, казалось, целую жизнь назад, в Севилье.

— Они отвратительны, — легкомысленно ответил он. — Крошечные руки, липкие пальцы.

— Я серьезно, — сказала она, моргая так, что у него что-то дернулось в груди.

— Я тоже. Сопливые носы. Мне действительно нужно перечислять дальше?

— Но твои собственные дети… — протянула она после паузы. — Ты, конечно, думал об этом?

— Нет, — твердо отрезал он. — Это единственное решение, в котором я никогда не сомневался.

Он не знал почему, но он не мог признаться Алисии в том, что восемнадцатилетним мальчиком, когда они встретились, он представлял себе будущее таким, к которому стремилось так много людей. Что Алисия заставила его усомниться в своем желании прожить свою жизнь в независимом одиночестве.

Но тогда он ошибался — теперь не было смысла воскрешать эти чувства.

— Моя семья умерла, когда я был еще мальчиком, — я никогда не хотел другой семьи. Я никогда не хотел этого для себя.

Он ждал, что она скажет что-то еще, но ее глаза были закрыты, тело неподвижно, и он позволил ей уснуть или притвориться спящей, потому что его устраивала и тишина.

Глава 8

Потребовалось время и немалое мастерство, чтобы вытащить руку из-под Алисии, не разбудив ее, медленно, осторожно соскользнуть с кровати, затем встать и посмотреть на нее сверху вниз и убедиться, что она все еще спит. В конце концов, у них была беспокойная ночь, перемежающаяся страстью. Он тянулся к ней, или она тянулась к нему, и в следующий момент они уже целовались, изучали друг друга, занимались любовью, как будто так было всегда.

Ее тело теперь было ему так же знакомо, как и его собственное, и все же она сама все еще оставалась загадкой.

Он напрягся, вспомнив слова, которые она сказала прошлой ночью о своем отце.

По правде говоря, Эдвард Гриффитс был полным ублюдком.

Но почему Грасиано не подумал тогда о последствиях для Алисии? Он вышел из комнаты, осторожно закрыв дверь, и пошел по коридору к центральной лестнице в глубокой задумчивости.

Неприятная правда заключалась в том, что он был настолько сосредоточен на себе, что не думал об Алисии. В отношении нее он чувствовал только разочарование и злость, что все его надежды, чувства и едва осознаваемые будущие устремления были разрушены.

Этот гнев помешал ему предсказать вероятность того, что она решится поговорить с отцом. Он этого