на удачную дорожку собиралась поведать мужу и вот! Я — растяпа, и он хорош — как мальчишка приревновал…

Бабье лето дышало излётом, прелью листвы; освежающим холодком моросящего дождика. Погруженный в невеселые думы, Антон не заметил, где, почему свернул к Ленинскому проспекту.

«Я вас люблю мои дожди, мои тяжелые, осенние, чуть-чуть легко, чуть-чуть рассеянно»…

Да, двенадцать лет назад будущее выглядывало из времени в облике женственном. Где оно, то незабвенное ощущение, когда словно паришь под небесами? — В образе телефонной будки на углу с Ломоносовским. В этой самой облупившейся будке они с Ирой первый раз поцеловались.

Подняв воротник плаща, он машинально побрёл к институту:

«Позвони я в такой день какой-нибудь фифе по делу, обрежет: Антон, извини, сейчас говорить не могу, муж Вася с делегацией за границу едет, аж на три дня! Тут целых два месяца, за полночь звонит генеральский отпрыск — и его нагловатая болтовня важнее? Забыв обо всём, слушают, не перебивая! Может, вправду Ира вышла за меня от безысходности, …но если бы не она, эта шалава Капа на себе женила, и потом за Можай загнала»…

Мысли стали путаться. Антон почувствовал, как сильно продрог. В переулке замаячило приметное, подсвеченное заведение.

«Помнится, раньше здесь в розлив подавали. Немного в тепле постою». Как назло, на прилавке только «Агдам». И как православные его каждый день употребляют? Но по всему телу уже разлилась приятная теплота.

— На этом пункте остановись, — шепнул внутренний голос. — Домой пора.

— Слышь, мужик — косячок забить не треба? За бутылку организую.

Антон глянул на плюгавого ханыгу столь выразительно, что тот как сквозь землю провалился.

«Сучок драный, за наркомана принял! Повылезали из щелей в угаре перестройки. Неужто, я на него похож? Хотя, …со временем наука превращается в своеобразный наркотик».

Он выглянул в схваченное наспех решёткой, запотевшее окно: сплошная пелена дождя! «Побуду ещё немного к людям поближе. На миру не только смерть красит». Два мужика за столиком в углу громко спорили о Горбачёве.

Представить такое раньше? В детстве: бабка с матерью думают, что сплю, и за загородкой тихонько об исчезнувшем деде шепчутся, а я всё слышу. Не понимал, конечно, многого, но кое-что в память врезалось — потом осознал, когда в первом классе пару месяцев, не больше отучился и к ребятам постарше перевели.

Мать в недоумении:

— В кого он такой? Отца, Илью, за уши тащила, пока бумажки не получил.

— В отца твоего, Антона Петровича. А тот — в своего отца, что университет при царе окончил. Космодомиановские они — из духовного звания. У твоего батюшки феноменальная память со страстью к наукам сочетались. По Сухаревке, бывало, топчемся, хлеба или крупы на безделушки выменять, а он Блока из гимназических времён шпарит наизусть:

«Тихо плакали скрипки в переполненном зале, что-то пели смычки о любви».

Или голову задерёт и о созвездиях рассказывает. Все наперечёт знал. Если б не переворот! Смириться не мог, что выскочки из новых всё вокруг заполонили…

Да, наградил Господь фамилией, — усмехнулся, Антон. — В школе сплошные непонятности. Некоторые педагоги морщились, никак в толк взять не могли. А он в отместку публично уличал их в невежестве. Одноклассникам, конечно, нравилось, когда сажают в галошу училок, а тем, каково? Хорошо, директриса однажды приняла соломоново решение:

— Больше не трогать! Он у нас такой один!

Мысли ходили ходуном, слипаясь в непроваренную кашу из прошлого и настоящего.

«Зачем вышел, забыл уже. В 31-м дед также вот, кажется, бродил и как в воду канул… Интересно, какая судьба меня ждёт?»

Разомлев, Антон не усёк, когда начал сам с собой говорить вслух. Из-за соседнего столика неожиданно обернулся мужчина и пристально вперился в него взглядом. Длинные волосы, окладистая борода, глубоко посаженные горящие глаза…

— Если чёрный монах, то я сковырнулся с пути, — ужаснулся Антон.

— Ты обуян духом гордыни и скоро окажешься в круге первом, — шепнул мужчина басовито.

«Круг — лишь аллегория послевоенного сталинского времени!» — мелькнула лихорадочная мысль.

— Первый, высший круг ада во все времена предназначался для гордецов и учёных!

— Что за фигня? — Встряхнул головой — рядом никого, одна дремлющая буфетчица.

«Напился, — мелькнула тоскливая мысль. — Пора и честь знать!» Тело налилось каменной тяжестью. Стараясь резвее держаться, Антон поднял себя и, не разбирая дороги, по лужам зашагал, сам не зная куда.

Между тем, Ира не находила места, раскаиваясь и виня дурацкий звонок.

«Донесла Константину, конечно, заведующая поликлиникой, — рассуждала она. — С врачебной этикой как же? Или свой круг — вне правил? Настоящая короедка! Точит и точит.…Уже всех, кроме Антона в округе перепробовала — скучающая женщина бальзаковского возраста.… А Константин? Попросту испугался, что выпишу из квартиры без выходного пособия, и попытался развести выкрутасы, уму-разуму учить? Или всё ж „эго“ самца взыграло!? Так сказать, право первопроходца! Эгоистом был — им же и остался».

— Мама, давай в милицию позвоним. Вдруг с Антоном случилось что? — встревожился Виталик.

Ира взяла себя в руки:

— Подождём, может, наш Ильич к себе в комнатку зашёл и заснул ненароком? Надо соседок предупредить. Ах, ты, очень поздно!

И тут сам ответил её сомнениям, смолкший было телефон.

«Не хочется брать трубку, чего-то врать,…а вдруг Антон!»

— Явился минут десять назад, — сообщила таинственным шёпотом одна из смекалистых старушек. Странный какой-то, кажется, выпивши, и сразу лёг.

Тревога миновала. Утомлённая Ирина удалилась, поплотнее прикрыв дверь.

«Что, собственно, произошло? Случайное стечение обстоятельств, не более. На его месте я бы тоже обиделась, и, может, из дома рванула, куда глаза глядят? Плохо, что не вернулся. Выпил, иногда любит погусарить, крыша, надеюсь, не съехала? Мой муж — учёный, не съедет».

На успокаивающей ноте Ира и затихла.

Глава 16

Рано, часу в девятом, Антона разбудил генерал, лично Дамир Павлович.

— Мне передали, вы здесь ночуете, — извинился он. — Я на днях в Москву вернулся. Вы просили позвонить. Что-нибудь случилось?

«Интересно, прослушка включена или пенсионеры ей до лампочки?» — едва соображая с похмелюги, прикинул Антон, но решил не рисковать:

— Я летом в Варшаве был, в командировке, хотел посоветоваться.

Старый контрразведчик понял:

— Хорошо, давайте встретимся.

— Только вот незадача, вечером я опять в командировку уезжаю.

— Что ж, звоните, когда вернётесь, — на том конце, где Аэропорт, положили трубку.

«Интересно, вытаращились бы глаза у него, когда узнал, что в Варшаве родственники объявились?»

Что-то стукнуло в прихожей, из скрипнувшей двери нарисовался Виталик.

— Мама спешила на работу, опаздывала, — виновато пояснял он, — а я вещи привёз. Может, перекусим вместе?

— По дороге что-нибудь перехватим, кофе в институте выпьём.