— Вот что, — заявил моряк, хлопнув ладонью по столу, когда Акаст окончил свой рассказ и невидяще уставился куда-то перед собой. — Так не годится, дружок. С братцем я договорюсь. Бросай-ка ты эту работу и следуй за мной.

— Куда, Гилас? — с горечью возразил ему юноша. — Идти мне некуда, жить не на что. Здесь хотя бы не приходится голодать.

— А ты стань гребцом, как я.

На миг воображение Акаста нарисовало изумительную картину: безбрежные просторы, свежий ветер, свобода от любых волнений… И вода, много воды вокруг! Акаст никогда не видел моря, только слышал, что оно цветом напоминает бирюзовые камешки на рынке. Прогоняя прекрасное видение, юноша потряс головой:

— Я же не умею грести. И плавать меня никто не учил…

— Это не беда, — отмахнулся Гилас, — я тоже не сразу до всего дошел. А гребцом стал, между прочим, когда был всего на три года старше тебя. Посейдон тебя проглоти, глупец, хочешь горбатиться здесь всю жизнь? Тогда не жалуйся!

Так все и решилось. Гилас сказал, что старший сын микенской царицы набирает команду гребцов для большого путешествия. Об этом уже знали во всем Львином городе, и назавтра был назначен смотр желающих поступить к Оресту на службу. Гилас сам собирался воспользоваться этим шансом, поэтому они могли бы отплыть вместе.

О большем Акаст не смел и мечтать! Он поспешно согласился, не дожидаясь, пока капризная удача вновь изменит свой нрав.

Впрочем, все страхи юноши вернулись и многократно усилились, когда на следующий день они с Гиласом пошли во дворец. Привыкший к нищете, Акаст совершенно растерялся от размаха и богатства царского гнезда. Его ужасно смущали роскошные фрески и высокие потолки.

Вскоре их принял мужчина в дорогом одеянии. Желающие стать гребцами подходили к нему — он беседовал с каждым, задавая множество вопросов. Затем либо утвердительно кивал, либо отрицательно качал головой — на этом смотр заканчивался.

Когда настала очередь Гиласа, тот подробно рассказал, куда и на каких кораблях ему доводилось плавать. Мужчина внимательно его слушал, изредка что-то уточняя; его осведомленность в морских вопросах была безупречной. Затем он сказал:

— Моряки, что отправятся с нами, должны не только обладать крепким телом, уметь читать по звездам и ставить парус, но и кое-что понимать в воинском деле. От каждого я жду владения оружием, чтобы все могли постоять за себя. Это обеспечит нам безопасность. Ты, я вижу, — его глаза скользнули по плечам и груди Гиласа, — сложен как Геракл и наверняка можешь своим ударом сбить с ног молодого бычка. Такие люди нам нужны… Ты принят! Приходи послезавтра на рассвете. Спроси Дексия — это мое имя.

Гилас поклонился, но не ушел, лишь шагнул в сторону. Дексий тем временем уже смотрел на Акаста. Тот сжался, как от удара бича, когда услышал:

— Мы не принимаем молодых и неопытных. Сколько тебе — четырнадцать? Поищи работу в другом месте.

— Да будет мне позволено сказать еще кое-что, — Гилас вновь выступил вперед, — Этот парень старше царевича Ореста, хоть и выглядит юным. Не суди по внешности! Дай ему возможность себя проявить.

Дексий глянул на Гиласа с неудовольствием:

— Здесь распоряжаюсь я. Мне нужны опытные люди, а этот жеребчик с трудом поднимет весло… и вряд ли поймет, с какого конца берутся за меч.

— Возможно, стоит хотя бы его выслушать, — посоветовал Гилас. — Ведь не узнаешь, зачем он рвется на корабль, пока не спросишь…

Дексий собрался возразить, но Гилас продолжил громче:

— Его отец был известным воином, парнишка имеет право высказаться! — в этот момент Акаст едва не застонал в отчаянии. — И какой же это смотр, если на нем не дают возможности даже рта раскрыть?

— Исчезни, моряк, — потребовал Дексий с металлом в голосе, и Гилас с коротким поклоном удалился. Но перед уходом он успел бросить на Акаста ободряющий взгляд, как будто говоривший тому: «Держись, малой, все будет хорошо!»

— Твой отец был воином? — спросил Дексий, вновь повернувшись к Акасту. — Как его звали?

Этого юноша и боялся. Зачем Гилас вообще упомянул отца?.. Дети предателей не нужны никому. Робко назвав имя, Акаст увидел, как лицо собеседника изменилось. Ему явно было известно, о ком шла речь.

— Вот как… Мой старший брат служил в его отряде, — задумчиво произнес Дексий, — и говорил, что лучшего командира не сыскать в целом свете. Я был совсем молод, когда узнал про кончину Кимона… Погиб весь его отряд. Вместе с моим бедным братом.

В этот миг по спине Акаста пробежал холодок. У Дексия имелся весомый повод ненавидеть его отца! Будет чудом, если удастся уйти из дворца без оскорблений или побоев.

— Ты ведь знал, что Кимона в армии Агамемнона между собой звали Неукротимым?

— Нет, господин, — тихо ответил Акаст, подняв голову. К его удивлению, на лице Дексия не было злобы или насмешки. — Чем он заслужил такое прозвище?

— Он наводил страх на врагов, налетал на них бурей. В бою Кимон не ведал поражений и яростно бился до победного; казалось, ничто не могло причинить ему вред. В тот злополучный день, как мне рассказывали, Агамемнон терпел неудачу за неудачей, микенской армии приходилось отступать от троянских стен, чтобы не понести чрезмерных потерь. Проиграть битву еще не значит проиграть войну, но в самом разгаре боя об этом сложно помнить. Возможно, Неукротимый пришел в ярость даже от самой мысли о поражении, либо переоценил свои силы… Но Кимон рискнул, сделал ставку на встречную атаку — и потерял все, в том числе собственную жизнь. Хоть он и пожертвовал головой, однако до самого конца пытался что-то изменить. Не могу назвать его смерть позорной! И уж точно не назову Кимона предателем. Он совершил ошибку, один лишь раз ослушавшись царя… И дорого за нее заплатил.

Акаст слушал затаив дыхание. Но тут Дексий прервался и задумчиво почесал кончик носа:

— Мы сильно отвлеклись. Расскажи лучше, что ты умеешь делать.

— М-могу работать с деревом, — к горлу Акаста предательски подкатил комок; ему, «сыну изменника», прежде не доводилось слышать добрых слов про отца от кого-либо в Микенах. — Я плотник, подмастерье… — невпопад пролепетал он, совсем упав духом.

Вряд ли такая фраза послужила бы хорошей рекомендацией.

— Нам ведь нужны гребцы, — мягко заметил Дексий, и в его голосе впервые за долгое время прозвучало сочувствие.

И тогда Акаст не выдержал. Раз за разом сбиваясь и вытирая грязной рукой непрошеные слезы, он рассказал Дексию, что значила для него эта работа — единственный способ подняться со дна нищеты. Он боялся, что его вот-вот остановят