во всей вселенной многообразие действительного, не заключая себя поэтому во вневременные рамки гетерономных предрассудков или заповедей.

Предваряя какие-либо обвинения в ереси, которые могли бы последовать в адрес новой теоретической религии, которую он предлагал, Афонсу Бутельу заявлял, что было бы ошибочным смешивать теорию, в которую превращается свобода видеть Бога, в искушение увидеть Люцифера или заменить религию истинную на религию ложную. Фактически религизация подавленной и отдельной субъективности, которой он надеялся достигнуть новой религией, не только не подразумевала какой-либо враждебности или оппозиции по отношению к спасительной религии, но искала в них вдохновения, аналогии и даже исходного момента веры, вычерчиваясь, таким образом, как движение, в котором Эрос и религия не только бы не противопоставлялись или не исключали друг друга, а шли бы рядом друг с другом как образы той превосходной и объединяющей божественной любви, в которой всякое творение находит свое нематериальное начало[95].

Далила Перейра да Кошта

В трудах, опубликованных Далилой Перейра да Кошта (1918) в последней четверти века, частично пережитых, обдуманных и написанных в предшествующие годы, поэтическое выражение, мистическое видение и философское умозрение навсегда сходятся в объединяющем их центре, которым является священное, его проявления и его откровение, а размышление о саудаде является одним из основных или фундаментальных мотивов.

Это размышление, к которому писательница возвращается много раз[96], объемлет основные вопросы, характеризующие философскую проблематику саудаде, впервые определенную и систематизированную Жуакином де Карвалью[97], мыслителем и истолкователем герменевтики португальской культуры. Его ученицей, кажется, признает себя вдохновенная писательница из Порту[98].

Если мы спросим себя, какое место занимает мышление Далилы Перейра да Кошта в рамках португальской философии саудаде, то придем к выводу, что, не подвергая сомнению личностное и индивидуальное начала этого мышления, оно, с одной стороны, близко проникновенному анализу чувства саудаде, сделанному Доном Дуарте, и соображениям Жуакина де Карвалью об элементах саудосистского сознания, а с другой стороны связано, непосредственно или опосредованно, как с метафизическим видением саудаде, которое представил Дон Франсишку Мануэл де Мелу и с определением его основ как любви и отсутствия, так и в явно платоновском смысле, который он придал воспоминанию как источнику объединительного импульса, присущего саудаде. На нее также повлияла реторнистская или реинтеграционная концепция саудаде Тейшейры де Пашкуайша и биполярная диалектика взаимной противоречивости, характерная для его мышления, а также идея трансцендентной гармонии язычества и христианства, развитая гениальным поэтом-философом из Марана. Нельзя не отметить и сходства между мышлением о саудаде Далилы Перейра да Кошта и Афонсу Бутельу в том, что касается отношений между саудаде и временем и разделяемой обоими концепцией, что саудаде – это переселение или уничтожение времени. Для ясновидящей и мистической мыслительницы саудаде предстает не как движение, а как действие, как нечто, чья природа является одновременно конкретной, живой и практической. Отсюда следует то, что ему нельзя научиться через какую-либо систематизацию интеллектуального плана или какую-либо форму чисто рационального познания, и поэтому ни одно ментальное отношение, претенциозно объективное и абстрактное, не будет ему адекватным. Фактически его уникальность, и конкретность и его живая человеческая сложность приводят к тому, что единственным средством доступа к познанию саудаде является прямой опыт.

Поэтому знание или наука, «основанная на опыте», но сформированная в человеке, знание саудаде выступает как наука, о которой, может быть, и можно сообщить, но которую нельзя передать другим. Однако, если духовный опыт является конкретным и уникальным, а знание саудаде непередаваемым, его истина не является субъективно произвольной, ибо ее всегда могут проверить другие, в познании, которое множится и подтверждается последовательными опытами в их совокупности. Это не может заставить нас забыть, однако, что правда, достигаемая в познании саудаде, находится за пределами дискурсивного разума и логики, которая ей предшествует, а также за пределами присущей ей проверочной власти.

Действительно, духовный опыт не повторяется, ибо дух вольно ведет себя в царстве Изобилия, за пределами природного детерминизма и человеческой воли, решения или надежды.

Поэтому, будучи переживанием или жизненно важным познанием, саудаде представляет собой неделимое ядро. Это ядро является его сущностью, которая одновременно предлагает и отрицает себя, и в ней всегда латентно присутствует возможность доступа к трансцендентному, тайне и божеству и союза с ним.

Познание саудаде и путем саудаде, хотя и разворачивается внутри человеческого субъекта, включает и подразумевает в качестве своего объекта Существо, ибо в саудаде соединены уникальность и универсальность, эфемерность времени и прочность вечного. Отсюда вытекает, таким образом, что познание, которое достигается путем саудаде и которое оно пытается передать, тем больше и вернее, чем больше способность субъекта саудаде к соединению своей индивидуальной сущности с полной и абсолютной Сущностью. Таким образом, в концепции Далилы Перейра да Кошта саудаде вырисовывается как путь к аскезе, вследствие чего познание, добытое через нее, будет тем более совершенным, чистым и истинным, чем более возвышенной будет эта самая аскеза в существе, в котором это самое познание будет актом божественного проявления. Поэтому саудаде не представляет собой ни форму независимого познания, ни систематическую доктрину или организацию познания или знания, являясь скорее средством освобождения, знанием спасения.

Для мыслительницы из Порту саудаде есть одна из высших форм платоновой диалектики как восхождение мира чистой эмоции к просветлению, высшему видению, интуитивной природе, чьи последствия, как и платонической любви и инициации, освобождают то индивидуальное, что есть в субъекте, открывают его перед откровением тайны и приводят его к абсолютному знанию, проецируя его за пределы времени и становления[99].

Всегда имея как предполагаемую необходимость идентичность живущего «я», которую гарантирует память, саудаде является медиатором между двумя противоположными полюсами; оно всегда рождается из диалектического процесса, в котором принимает на себя функцию синтеза, интегрирующего в высшем плане две антагонистические величины, состоящие между собой в конфликте.

Будучи синтезом и медиатором, саудаде реализует любовь в ее отсутствии, союз между прошлым и нынешним состоянием сознания, между предыдущей жизнью и ее нынешним отсутствием, между двумя существами, разделенными временем или пространством, открывая вечную и высшую взаимодополняемость, существующую между ними, ибо в плане истины, в котором вращается саудаде, те, что противостоят друг другу во времени и пространстве, не