универсальным, объединяющим элементом уникальности своего и чужого как в плане мышления, так и в плане чувства или движения саудаде[112].

Такому пониманию саудаде Пиняранда Гомеш находит подтверждение в доктринах Жуана Феррейры[113], Рамона Пинейро[114] и Жуакина де Карваль[115], когда они воспринимают его как «одинокое состояние человека, пребывающего в отношениях» или «чувство единственности человека» или когда понимают, что «познание саудаде не может быть безличным».

Любое из этих трех утверждений означает признание того, что только человек имеет возможность или способность к саудаде, это же следует и из мысли о том, что способность к саудаде является дискурсивной и только человеку дано передать реальность бытия свойству знания, и саудаде является свойством уникального существа. Фактически если в своей уникальности сущее пребывает в отсутствии Существа, то в саудаде уникальность знает, что Существо отсутствует; таким образом саудаде, следовательно, является сознанием или знанием «уникальности»[116].

Здесь важно подумать, как осуществляется познание себя, в котором саудаде присутствует как чувство, имея в виду, что хотя это в том числе и чувство знания, оно не исчерпывает знания и не совпадает с ним полностью.

На этот вопрос стремится ответить португальский мыслитель, совпадая здесь с галисийским философом и говоря, что саудаде означает «чувствование самого себя» в отсутствии присутствия другого, и этот акт, реальный или просто возможный, включает в себя переживание и сознание. И если первое ограничивается областью чувств, второе подразумевает уже знание чего-то в переживании, результатом чего является вопрос о том, кто чувствует, где чувствует, то есть это чувство необходимо предполагает знание мое обо мне, что означает, что в своем измерении как чувства саудаде предполагает определенный вид познания.

Если неоспоримо, что саудаде – это чувство, надо при анализе его выделять два неравноценных уровня: тот, на котором саудаде является чувством, имеющим отношение к вещам, частям или частным аспектам, и тот, на котором чувство имеет более высокую ценность, ибо является универсальным и в этой мере, хотя оно и родилось в области интуиции, оно способно адаптировать ее к требованиям разума, делая так, что саудаде, как писал Антониу Диаш де Магальяйнш, «привнося рефлексию в духовную сущность человека, не переводит его в логический и идеалистический субъективизм чистой имманентности»[117].

Как отмечалось выше, саудаде – это динамика, ибо, если вначале это саудаде по «я», далее происходит познание этого «я», а через него – познание другими других «я». Так, если в первый момент своей феноменологии саудаде предстает как акт в себе, то потом путем движения, ему присущего, «я» объективируется в полной коммуникации, в тройном процессе – «я» в себе, «я» в другом, другой в себе, что означает целостную и универсальную коммуникацию между «индивидуальностями»[118].

Здесь Пиняранда Гомеш замечает, что, хотя саудаде является диалектическим, это не синтез, а тезис, которому соответствует, благодаря апозиции, оппозиции, экспозиции и импозиции, саудаде о другом или чужое. Но это чужое, которое является таковым относительно саудаде о другом, само по себе является саудаде и представляет собой антитезис и, благодаря заключенному в нем контрасту, познается саудаде.

В этом диалектическом процессе движения саудаде синтез создается отношениями между суидаде или знанием о себе самом и о другом, но такой синтез оказывается еще одним саудаде, тем, что, по словам самого мыслителя, «фиксирует или объемлет сущность, определенную диалектической конфронтацией саудаде в плане природы и […], в частности, человеческой природы»[119].

Эта диалектика саудаде и чужого сходится в синтезе, в котором, однако, саудаде не уничтожается, но в котором необходимость, сокрытая в саудаде и в чужом, приводит к свободе, позволяющей обеим этим сущностям соединиться, что, согласно мыслителю, показывает значительность, которую в такой диалектике приобретает изменчивость присутствия и отсутствия.

В синтезе, к которому стремятся отношения своего и чужого, определяется единство тезиса и антитезиса, единства, в котором они вместе превосходят необходимость, сохраняя, однако, свою сущность. В реализуемом таким образом синтезе саудаде и чужое, объединившись в коммуникации, не перестают быть саудаде, но надо заметить, что если во время диалектического процесса саудаде утверждается как отсутствие, в синтезе оно утверждается как присутствие, а значит, что, несмотря на то, что в синтезе собственная необходимость саудаде и чужого аннулируется, саудаде остается, так же как остаются тезис и антитезис[120].

Переходя от феноменологии саудаде, открывающейся в этом диалектическом движении, к его теологии, Пиняранда Гомеш замечает, что Бог – единственное существо, не испытывающее суидаде, ибо он не свой, перед которым диалектически располагается чужой, даже когда он как Бог противостоит другому Богу. Поэтому в Боге нет и не может быть саудаде, но может быть такое человечное саудаде по Богу, и эта его форма является более радикальной и подлинной, ибо Бог – это истинный Чужой, перед которым утверждается саудаде человека, как по-разному уже думали Дон Франсишку Мануэл, Тейшейра де Пашкуайш, Леонарду Куимбра, Антониу Диаш де Магальяйнш и Афонсу Бутельу.

Если исключить таким образом Бога как субъекта саудаде, оно представляется мыслителю с тремя ликами, ибо так же может быть присуще какому-либо существу как существу в мире, являющемся вселенной, или человеческому существу в мире.

Мы уже видели, что движение саудаде объемлет соответственно универсальность, так как суидаде познается или понимается только в связи с единством, началом которого является, а значит то, что гарантирует суидаде, единство, в котором оно участвует – это суидаде других изменчивых величин, также участвующих в этом единстве. Таким образом, суидаде – это связь, делающая возможной соединение своего и чужого в идентифицирующем их единстве, и в этом выражаются два различных типа коммуникации между монадами: коммуникация горизонтальная, в которой они коммуницируют между собой, будучи суидаде, и другая коммуникация, вертикальная, в которой полные суидаде монады коммуницируют со своим первопринципом в той мере, в какой они могут интегрироваться в единстве, в котором уничтожаются разделявшие их различия.

Считая, что обоим этим формам коммуникации между монадами присуща религиозная природа, Пиняранда Гомеш разъясняет, что, поскольку первопричина бытия является божественной, Бог предстает как первая и последняя связь власти и свободы, присущих саудаде и, следовательно, конкретной и уникальной связью между суидаде и чужим[121]. С другой