Я как раз попал под ту раздачу, что тогда еще на два года забривали. Планы-то у меня по жизни были пока отсидеться, разговоры ведь о переходе на одногодичный призыв шли — думал, выучусь в техникуме, кончится отсрочка, и тогда: ать-два. Но что б я и правда делал, если б до меня, как вы стращали, хазары тогда добрались? А так никаких от них поползновений. Правда, следователь в часть приезжал, показания с меня о том деле снимал.

Чем там в итоге кончилось, не знаете?

А девушка та, вторая, Виолетта, — тоже не в курсе, что с ней?

Жаль, не знаете, что-то она мне запала.

Короче, армия есть армия. Дедовщина у нас и в учебке имелась, а в части — еще свирепей.

Однажды мы с хазарами врукопашную сошлись — видите, они меня там все-таки настигли, хотя не ОПГ, но тоже хорошего мало! Дрались серьезно, они двух наших насмерть убили. Мы замочили одного, а второго я табуреткой по башке так засандрачил, что он чуть инвалидом не стал: нанесение тяжкого вреда здоровью и все такое.

Дело дошло до штаба округа, и оттуда команда: всех участников примерно наказать. Под трибунал! Короче, дали мне четыре года, выпустили через два с половиной.

В итоге вернулся я в свой город, знакомый до слез, не через два года, как планировал, а все четыре.

В колледж доучиваться не взяли. У меня мечта была о загранке, но какое там с судимостью! Одна радость (если можно так сказать): в училище зачли три курса, что я отбарабанил до армии, и дали диплом матроса.

А родаки мои (как я брякнул в сердцах военкому) в итоге-таки сгорели. Пьяный пожар прям дома у нас, задохнулись в дыму.

Меня из тюрьмы, естественно, проститься с ними не отпустили, соседи на похоронах всем рулили. Они и комнаты наши хотели отжать, но тут я откинулся с кичи, как говорится, вернулся в Питер и показал им, кто в доме хозяин.

Судился с ними, короч, и всякая такая мутотень, их без вариантов в итоге из моего законного наследственного жилья выкинули.

А потом нашелся чел, позарился на нашу коммуналку, захотел расселить, всем давал по отдельной квартире в отдаленных районах. Ну, мне повезло: за две мои комнаты получил взамен двушку в Московском — здесь, на Новоизмайловском.

Хочу ли я при случае на вас поработать? Да ради бога, что угодно — только в рамках УК РФ.

Я в республике леса раз побывал, баланды нахлебался, больше туда возвращаться не желаю.

…И со временем Миня стал для Георгия Степановича незаменимым помощником.

Римма.

Наши дни

После перестрелки в лесу и убийства Миньки ей казалось: сейчас немедленно придут за ней. Явятся прямо в дом к Пану и расстреляют.

Но оставшийся в живых бандит, бросив трупы своих товарищей, развернул свою машину и в ней умчался. Больше ни он не возвращался, ни подмога к нему не прибывала.

И мертвый Миша тоже остался лежать среди подлеска.

Римма понимала: ей надо бежать. Немедленно. Куда глаза глядят.

Их очень быстро нашли. Слишком быстро. Она рассчитывала, да и Мишка уверял, что они отсидятся тут одну-две недели — а бандосы явились на следующий день.

Телефоны они не включали — как тогда могли отследить?

Значит, разболтался Паня? Ведь его дача, его контакт.

Но если так быстро вышли, что тогда там с Климом? А она без связи, не позвонить, не выяснить!

Но как они так быстро обнаружили Паню?! За один день! Кто вообще знал, что она состоит с ним в отношениях? И именно к нему, если что случится, кинется за спасением? Синичкин очень отдаленно слыхал про инструктора, но не имени, ни адреса она ему сроду не говорила. Да и Паша ее не выдал бы (почему-то уверена была) даже под пыткой.

Обо всем этом она думала на бегу.

Пусть оставшийся бандит умчался на своей «Ауди» — он может вернуться с подкреплением. А перестрелку слышали в деревне. Скоро здесь будут полицейские.

И пусть она ничего противозаконного не совершала, вопросов у них к Римме появится много. Настолько, что они, пожалуй, ее закроют где-нибудь в КПЗ, а назавтра, возможно, дело возбудят, и поедет она в СИЗО.

Достать ее и расправиться любого сорта бандюкам — милое дело.

Со скоростью электровеника она вернулась в избу. Никаких вещей с собой брать не стала, только сумочку с деньгами и документами.

Все-таки Мишка хозяйственный парень. Был.

Еще в Москве на квартире у Пана надоумил ее переобуться из туфель в спортивное — у нее имелись в квартире возлюбленного на Садовой-Черногрязской запасные кроссовки.

Держала на случай — вдруг ей после ночевки у Клима что-нибудь совсем «кэжуал» надеть захочется. И кофточку она в квартире на Черногрязской поменяла на спортивный топик.

А наутро по пути на вокзал Мишаня настоял, чтобы она сняла деньги со всех карт, обратила их в наличные.

— Если за нами секут, — сказал, — пусть след оборвется здесь.

В итоге у нее оказалось чуть больше ста тысяч налом. Как раз Синичкин только что перечислил ей и зарплату, и дивиденды.

Она зашагала по той же дороге, по которой они вчера приехали в деревню. Не совсем — вдоль нее, по лесу. Снова возблагодарила Бога (и Михаила) за удобную обувь.

На сам проселок ступать не решалась. Машины по ней пока не проезжали, но мало ли.

Слава богу, лес оказался прозрачный, сосновый, без зарослей и бурелома. Ноги мягко пружинили во мху. Дыхание не сбивалось.

Примерно через час она вышла к окраинам городка, куда они вчера приехали с Минькой на электричке и стартовали в деревню.

Городок начинался с заброшенного коровника и силикатной четырехэтажки.

Во дворе хрущевки женщина вешала белье на веревку между ржавыми железными штангами и хмуро поглядела на Римму.

Девочка рядом равнодушно качалась на скрипучих качелях.

…Знала бы Римма, что буквально на пятнадцать минут она разминулась с Синичкиным, проезжавшим на своей «бээмвухе» через Ильинское в сторону Селищ!

Она не