Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вообще-то в подобных случаях спрашивают разрешения.
— Хорошо. Я могу взять твою руку?
— Зачем?
— На той стороне улицы находятся папарацци. Они нас снимают.
— Что ты собираешься делать с моей рукой?
— Поднести ее к губам и поцеловать.
Ева протянула ему руку:
— Хорошо. Но больше никаких поцелуев в губы.
Прикоснувшись губами к ее ладони, Видаль тихо сказал:
— Это не проблема. Помимо губ существует множество мест для поцелуев. — Он снова прижался губами к ее ладони, после чего отпустил ее: — Увидимся позже.
Ева все еще злилась на Видаля, когда ждала его в гостиной. После его слов в ресторане она весь день представляла себе, как он покрывает поцелуями разные части ее тела.
Когда стилист отвела ее в бутик нижнего белья, воображение разыгралось еще сильнее. Поскольку она не могла объяснить стилисту, почему ей не нужно сексуальное белье, пришлось смотреть на все эти шедевры из кусочков шелка и кружева. Понимая, что всю эту красоту не увидит на ней никто, кроме нее самой, она испытывала чувство вины, когда к покупкам добавлялась очередная сумка или коробка.
Она знала, что за ее гневом на Видаля скрывается сильное волнение перед их совместным появлением на публике сегодня вечером. Это будет ежегодный благотворительный бал, приглашение на который получают только избранные.
Еще она скрывала боль, вызванную тем, что после всего, что она рассказала Видалю, его мнение о ней оставалось невысоким. Она упорно говорила себе, что так лучше, потому что они не смогут сблизиться. Зачем ей с ним сближаться, когда они расстанутся после того, как его цель будет достигнута?
За спиной у нее раздались шаги, и Ева, повернувшись, увидела Видаля. В черном смокинге безупречного покроя он был так великолепен, что у нее перехватило дыхание и все разумные мысли вылетели из ее головы.
Его взгляд скользнул по ее телу, и она почувствовала себя неуверенно, несмотря на то, что к балу ее готовили стилист и визажист.
— Ты потрясающе выглядишь, Ева, — наконец сказал он. — Правда.
— Я… Спасибо.
Еве казалось, что ее красное платье с облегающим корсажем без бретелек и двухслойным подолом до пола слишком бросается в глаза.
— Я предпочла бы держаться в тени, — сказала она стилисту, когда они выбирали ей наряд для сегодняшнего вечера.
Та рассмеялась в ответ:
— Рядом с Видалем Суаресом? Боюсь, это невозможно. Немногие женщины могут себе позволить подобное платье. Оно идеально подходит вашему цветотипу.
— Нам пора идти. Мой шофер уже ждет нас, — сказал ей Видаль, и Ева услышала в его тоне нотки гордости.
Это вызвало у нее чувства, которые она не захотела анализировать. С каждым днем ей становилось все труднее держать под контролем свои эмоции.
— Я так сожалею о вашей утрате. Ваша мать была самой красивой дебютанткой своего года. Я хорошо ее помню.
Когда пожилая женщина, сказавшая это Еве, отошла в сторону, Ева обратилась к Видалю:
— Понятия не имею, кто это.
— Она знает тебя, и это главное.
Это лишь подтвердило то, что Видаль поступил правильно, предложив Еве стать его фиктивной невестой.
После обеда он не мог сосредоточиться на работе, потому что его мысли витали далеко. Он не ожидал, что Ева извинится перед ним за тот ужин, на который его пригласила ее мать. Для него было унизительно сидеть за столом и слушать, как миссис Флорес говорила о нем так, словно он был невидимым. Это так сильно его задело, что во время званых ужинов у него до сих пор возникало чувство, будто он был там лишним. Он боялся, что люди могут начать говорить друг с другом, не замечая его.
Ева всегда умела давить на его чувствительные места. Видаль много раз проявлял слабость по отношению к ней, и она его за это наказывала, поэтому он не собирался начинать смотреть на прошлое другими глазами. Но сегодня она показалась ему ранимой, и он подумал, что, возможно, был слишком категоричен по отношению к ней.
Его раздражало то, как Ева пыталась оправдать свое поведение. Он никак не отреагировал на ее извинение, и она сделала вид, будто ей безразлична его реакция. Он поцеловал Еву, чтобы наказать ее за это.
Сейчас, когда они шли сквозь толпу, Ева крепко вцепилась в его руку. Она была напугана. Она сказала ему, что все эти годы не вела светскую жизнь. Это противоречило его представлениям о ней.
Подавив угрызения совести, Видаль сказал ей:
— Ты можешь улыбнуться.
Она посмотрела на него с удивлением:
— Разве я не улыбаюсь?
— Ты редко это делаешь.
— Наверное, тебе следовало бы выбрать менее серьезную женщину в качестве фиктивной невесты, — тихо сказала она.
— Тебе не идет жалеть себя, Ева. Ты единственная женщина, которую я хочу.
Ее щеки вспыхнули, и она процедила сквозь зубы:
— Я не собираюсь с тобой спать, Видаль.
Он покачал головой:
— Тебе не следует так сопротивляться, если не хочешь, чтобы я получил большее удовлетворение, когда ты признаешь свое поражение.
Глава 7
Оставшуюся часть недели Ева привыкала к новой жизни, которая была нисколько не похожа на ее прежнюю жизнь.
Ей были по душе пейзажи Сан-Франциско и дружелюбные люди, которых она встречала во время своих ежедневных прогулок. Когда с ней впервые поздоровался на улице незнакомый человек, она не сразу нашлась что ответить, поскольку не привыкла к подобному.
Рядом с домом Видаля был парк, и ей нравилось покупать латте в ближайшей кофейне, пить его, сидя на скамейке, и наблюдать за людьми. Когда жила в замке, у нее не было такой возможности.
Она наблюдала за мамами и нянями с детьми на игровой площадке. Малыши резвились и весело кричали.
Детство Евы нельзя было назвать обычным. Этим она была обязана своему привилегированному положению. Сейчас, когда она смотрела на этих счастливых детей, у нее щемило сердце при мысли о простых удовольствиях, которых была лишена, когда была ребенком.
Видаль сказал, что ей не идет жалеть себя, и она прогнала эти мысли.
К ней подошла большая лохматая собака, похожая на колли, и Ева улыбнулась, протянула к ней руку и начала ее гладить. Когда пес ткнулся носом ей в ладонь, требуя больше ласки, к ним подбежала его хозяйка.
— Олли, не приставай к девушке. — Схватив собаку за ошейник, она начала ее оттаскивать.
— Я не возражаю, — ответила Ева, но женщина и собака уже ушли.
— Не знал, что ты любишь собак.
Ева чуть не уронила кофе. Подняв глаза, она