class="p1">Вообще тест в психофизиологии выполняет абсолютно не те функции, что тест в классической психологии. В психологии задача любого теста – это дать количественную оценку какой-либо функции, при этом что происходит во время выполнения этого теста, каким образом человек выполняет его – это психолога не интересует, важен только количественный результат.

В психофизиологии же важно именно организовать задания таким образом, чтобы испытуемый выполнял именно эту деятельность, а не какую-либо другую, а результат ее выполнения не так важен.

Тест в психофизиологии – это всегда набор, как минимум, из двух заданий: основного и контрольного.

Основное задание – это то, в котором мы моделируем для испытуемого нужную нам для исследования деятельность, в нашем случае – творческую.

А контрольные задания должны быть сконструированы таким образом, чтобы в них, по возможности, содержались те же виды деятельности, что и в основном, за исключением исследуемой (творческой) деятельности. Тогда при сравнении результатов обработки сигналов, полученных в этих двух заданиях, выделятся особенности, связанные с мозговым обеспечением именно исследуемой деятельности, в нашем случае – творческой.

Поэтому всегда, когда мы далее будем говорить об активации или изменениях мощности ЭЭГ при какой-либо деятельности, в нашем случае – творческой, мы всегда будем иметь в виду, что это результат именно сравнения с соответствующими контрольными заданиями, в нашем случае – с нетворческими.

И тут перед нами встает проблема соотношения сложности контрольных и творческих заданий в тесте. Большинство нейровизуализационных исследований по изучению творчества сравнивает выявленную мозговую активацию во время творческого мышления с контрольными заданиями, требующими меньшей мыслительной нагрузки, или с неспецифическими состояниями, такими как rest (отдых).

Состояние rest предполагает, что наш доброволец в момент сбора нейрофизиологических данных находится в спокойном состоянии некоего «безмыслия».

Однако у разных людей в этом состоянии могут быть абсолютно разные мысли: кто-то действительно будет лежать и стараться ни о чем не думать, кто-то начнет вспоминать какие-то приятные или неприятные события, а кто-то вообще начнет мечтать или, наоборот, планировать завтрашний день.

В результате у всех этих людей в контрольном состоянии будет разная функциональная активность мозга, а значит, однородного контрольного состояния не получится, что сразу же отразится и на получаемых результатах, и на их интерпретациях.

Даже если мы попросим добровольцев ни о чем не думать, это маловыполнимое требование, так как непроизвольно, если человек не занят какой-либо определенной конкретной деятельностью, ни о чем не думать у него не получится – вспомним призыв «не думать о белой обезьяне».

Контрольные задания с малой познавательной нагрузкой (иначе говоря, легкие) также не являются достаточно адекватными для использования в качестве сравнения с творческими заданиями, так как при таких обстоятельствах не совсем корректно сопоставлять активность мозга при выполнении заданий с разной сложностью. Здесь я имею в виду, что наблюдаемая активация может быть результатом не специфически творческой деятельности, а просто большей сложности тестового творческого задания.

Также исследователи мозговой организации творчества сталкиваются с особыми проблемами в реализации испытуемым ответа на предъявленное задание.

Исходя из ограничений физиологических методов, которые мы используем, у нас редко есть возможность зафиксировать ответ испытуемого в сам момент возникновения творческого ответа.

Как правило, участникам подается стимульный сигнал, служащий началом периода решения поставленного творческого задания. В конце они обычно сами подают сигнал, после чего могут озвучить свое решение, либо этот сигнал ставится перед ними экспериментаторами. Понятно, что этот метод изоляции реагирования служит для минимизации проблем, связанных с двигательными артефактами, и применяется для того, чтобы избежать их влияния на результаты. Однако поскольку такие стратегии изоляции ответа не являются абсолютно надежными, альтернативой им является стратегия сообщения о своих придуманных творческих решениях после эксперимента. Но здесь исследователь не может быть абсолютно уверен в том, что участники исследования действительно следуют инструкции во время эксперимента, а также в том, что найденные в ходе решения ответы не будут искажены забыванием.

И наконец, если ответы не регистрируются в режиме реального времени, то становится проблематичным определить, действительно ли исследование может быть классифицировано как творческое или нет, поскольку ответы, касающиеся уровня творчества, оцениваются постфактум. Более того, отсутствие регистрации ответов в режиме реального времени не позволяет определить, в какой именно момент творческое решение сформировалось и когда был произведен самый креативный ответ из всех представленных.

Существенным ограничением является и то, что в отсутствие поведенческого маркера мы не знаем начальную точку создания творческой идеи, а анализ реакции мозга по отношению к фактической точке творческого озарения (например, инсайта), затруднителен без этой информации.

Также в рамках длительного периода, когда испытуемые должны придумывать творческие ответы, активация мозга отражает смешение вовлеченных в процесс активаций разных областей, фактически участвующих в генерации решения, а также тех, которые еще только развивают стратегии для успешного результата.

Сгенерированное решение бывает творческим и нетворческим, и в таких моделях ни один из этих факторов не может быть эффективно разграничен друг от друга. И хотя некоторые исследователи дают инструкцию испытуемым быть максимально творческими, это еще не гарантирует реальную актуализацию творческого потенциала участника испытаний и достижения им высокого уровня креативности.

Важно учитывать разницу в том, чтобы пытаться быть творческим, следуя инструкции, или творить по собственному внутреннему побуждению, и это тоже желательно учитывать при интерпретации данных.

Обозначенные проблемы указывают на необходимость разработки экспериментальных моделей для изучения творческого мышления, по возможности, учитывающих вышеперечисленные недостатки.

Поэтому, когда мы будем говорить о полученных на сегодняшний день данных о мозговой организации творческого мышления, мы должны принимать во внимание и учитывать эти непреодоленные проблемы нейрофизиологии творчества и те ограничения, которые были описаны выше.

* * *

Если систематическое научное изучение психологии творчества началось в 50-х годах XX века, то такое же систематическое изучение нейрофизиологии творчества началось на двадцать лет позже, в 70-х годах.

Все накопленные данные по нейрофизиологии креативности в настоящее время можно разделить на три большие группы:

1. Первая группа – это клинические данные, полученные при анализе состояния больных с различными мозговыми поражениями и психическими заболеваниями;

2. Вторая группа – это структурные нейроанатомические данные;

3. И, наконец, третья группа, наиболее для нас важная, – нейрофизиологические данные, полученные на здоровых испытуемых (добровольцах), выполнявших различные задачи в парадигмах дивергентного мышления, инсайта, отдаленных ассоциаций и имитации «реального» творчества.

Давайте познакомимся с результатами, которые были получены исследователями в рамках каждой из групп.

1. При рассмотрении первой группы – клинических данных – сразу же встает вопрос о роли межполушарного взаимодействия во время творческого процесса.

Существует две точки зрения на данную проблему.

Первая точка зрения утверждает, что во время творчества оба полушария являются активными