Однако Хопман на сей раз оказался не в настроении и решил переложить эту почетную обязанность на кого-то другого. Подумал и вспомнил о лейтенанте Петере Штауфе, буквально на днях совершившем героический поступок. Спасти от русского великана фельдфебеля — чем вам не подвиг?

К тому же Штауф являл собой образец настоящего германского офицера — мужественный, исполнительный, аккуратный. Уже год как доблестно сражается с большевиками и имеет знаки отличия. Гордость полка, пример для молодых офицеров и вообще — чистокровный немец, ариец, убежденный сторонник национал-социализма. Блондин, высокий и стройный, с правильными чертами лица, на фотографиях получится очень хорошо. А это также важно. Читатели должны видеть гордость своей армии, а особенно — читательницы.

Хопман вызвал Макса в штаб, представил корреспонденту и вкратце объяснил задачу — рассказать о подвиге. И затем оставил их наедине. Битнер достал фотоаппарат, безотказную «лейку», и сделал несколько снимков. В полный рост, отдельно — портрет, а также постановочно — на фоне сгоревшего русского танка. И начал расспрашивать.

Макс все рассказал, опустив, разумеется, подробности. Например, о своей растерянности и страхе. Зато упомянул о тяжелой контузии и амнезии — на всякий случай, если Битнер вдруг решит задавать какие-нибудь неудобные вопросы. Поведал о быте простого немецкого офицера и трудностях жизни на передовой. В общем, наговорил на пять с лишним блокнотных листов. На этом они и расстались. Битнер улетел в Берлин — писать статью, а Макс собрался обратно в роту.

Но Хопман пригласил его отобедать — суп, картошка с мясом и кофе. Накормил от пуза и предложил выпить водки. Макс от алкоголя благоразумно отказался, сославшись на разные дела, которые предстояло еще сделать. Майор одобрительно кивнул:

— Правильно, авторитет в армии — главное, он достигается личным примером. У иного засранца на плечах офицерские погоны, а присмотришься — дерьмо дерьмом. Настоящая штабная сволочь…

Хопман говорил так про всех, кто не был на передовой. Штабных офицеров он презрительно называл «тыловыми крысами» и замечал, что, будь его воля, погнал бы всю эту сволочь в атаку. Тогда немецкая армия взяла бы Москву еще осенью, а не торчала бы сейчас под каким-то Гжатском. И его солдаты не кормили бы русских вшей в окопах…

Майор пил и рассуждал о войне. Он, похоже, никого не боялся. В том числе и доносчиков. «А что мне они сделают? — самодовольно ухмыльнулся он, когда Макс на всякий случай напомнил об осторожности — и у стен есть уши. — Дальше передовой не пошлют, меньше взвода не дадут. А я и так на самом краю ада…»

В конце обеда Макс как бы невзначай спросил:

— Как вы думаете, герр майор, война скоро кончится? А то моя жена сильно соскучилась…

— Мы не можем остановить войну, — пожал плечами Хопман, — от нас это не зависит. Это дело политиков, а у них, похоже, иные планы. Так что мы, судя по всему, увязли здесь крепко…

Он обращался к Максу (вернее, к Петру Штауфу) на «ты», выказывая тем самым особое расположение. И был весьма откровенен с ним…

«Что ж, это неплохо, — решил Макс, — по крайней мере, будет к кому-то обратиться, если понадобится помощь. И рассказать обо всем, если уж совсем невмоготу станет. И не страшно, если майор все же решит кому-то доложить о странных словах лейтенанта Штауфа. Кто же ему поверит — он же алкоголик, все знают. Да и сам давно под подозрением…»

* * *

Макс вернулся во взвод и забыл о берлинском корреспонденте. Но, как выяснилось, зря. Через четыре дня его снова вызвали в штаб батальона, где улыбающийся Хопман показал ему свежий номер газеты «Дойче альгемайне цайтунг».

На первой полосе под заголовком «Простой герой Рейха» красовался портрет Макса — то есть, конечно, Петера Штауфа. Статья занимала три столбца на первой странице и еще столько же на второй. Ее сопровождали две фотографии — лейтенант Петер Штауф в полный рост и на фоне сгоревшего русского танка.

— Смотри, что этот говнюк про тебя написал, — усмехнулся майор. — Как расхвалил! Мне даже завидно стало…

Статья оказалась довольно яркой и насквозь ура-патриотичной. Битнер в красках описал подвиг Петера Штауфа, убившего в бою десять красноармейцев (откуда такие сведения?) и спасшего жизнь фельдфебеля Загеля (почти правда). Он получил тяжелую контузию, но вернулся в строй, потому что понимал, что его солдатам без него придется трудно… Для Петера Штауфа долг перед Рейхом и фюрером — превыше всего, превыше даже семьи (а это, позвольте, откуда взялось, о семье же они даже не говорили?)…

В общем, клюква получилась развесистая, сочная. В конце Битнер подчеркивал, что такие офицеры, как Штауф, — гордость Германии, ее лучшие сыны, и все должны гордиться ими. Возможно, прозрачно намекал Битнер, что лейтенант скоро получит высокую награду…

Макс знал, что Хопман подал рапорт о представлении его к Железному кресту, но решение пока не было принято. Где-то там, наверху, еще размышляли. Макс перечитал статью и пожал плечами — ничего, нормально, обычный журналистский треп. Хотя ему, если честно, было очень приятно — слава, что ни говори, сладкая штука. Потом он вернулся в роту, к своим каждодневным обязанностям.

Но через два дня его снова вызвали в штаб, но теперь уже полка. Вот тут Макс по-настоящему удивился — такого еще с ним не бывало. Хопман решил также поехать с ним — для поддержки.

Командир полка, оберст Герман фон Беловиц, принял их и объявил, что за храбрость, стойкость и героизм, проявленные в борьбе с большевиками, лейтенант Петер Штауф удостаивается высокой награды — Железного креста. И, что самое приятное и важное, вручит его лично Адольф Гитлер.

Как выяснилось, броская статья была частью плана доктора Геббельса — провести мощную патриотическую акцию под названием День героя. Через неделю в торжественной обстановке фюрер наградит наиболее отличившихся молодых офицеров вермахта. Произойдет это в самой Рейхсканцелярии, в присутствии генералов, чиновников и высших партийных бонз.

Разумеется, все германские газеты осветят это важное патриотическое мероприятие. О награжденных снимут фильм, чтобы потом показывать во всех частях и соединениях. В качестве примера для подражания. Потому Петера Штауфа срочно вызывают в Берлин — на церемонию…

Хопману приказали проследить, чтобы все документы были подготовлены и оформлены. Ему также вменили в обязанность обеспечить лейтенанта Штауфа новой формой. Негоже герою Рейха красоваться перед фюрером и гостями, среди которых, несомненно, будут дамы, иностранные дипломаты и журналисты, в старом, потертом и кое-где заплатанном кителе. И тем более — в стоптанных, разбитых сапогах, давно потерявших свой вид. Нет, пусть ему выдадут новую форму, с иголочки.

После награждения лейтенанту Штауфу предоставят небольшой отпуск — на лечение и восстановление. Скорее всего на месяц, не считая, разумеется, дороги туда и обратно. Месяц с семьей, вдали от фронта… Ему выдадут некоторую сумму в рейхсмарках — в качестве наградных. Вполне хватит, чтобы отдохнуть самому и купить жене и дочери подарки. Пусть тоже порадуются…