— Не сомневаюсь в вашей благонадежности в отношении новогогосударства, — иронично заметил Дронго. — И не собираюсь выпытывать у вассекреты Израиля. Мне они не нужны, да и вы мне все равно ничего не расскажете.К тому же, работая в строительной компании, вы могли узнать только секретбетона или краски. А мне они ни к чему. Поэтому поговорим о вашем прошлом. Выработали в группе полковника Хеелиха?

— Да, — кивнул Бутцман, — больше трех лет. Он был надежнымчеловеком. Жаль, что все так получилось.

— Он погиб?

— Да. В ноябре восемьдесят девятого.

— Вы можете рассказать, как это произошло?

— Как будто вы не знаете, — усмехнулся Бутцман. — Сами все иустроили. Я думал, вы будете спрашивать о чем-нибудь другом.

— Меня тогда не было в Германии, — зло заметил Дронго. — Выможете подробно рассказать, как он погиб?

— Конечно, могу. Об этом даже писали. Кажется, в девяностовтором или третьем, не помню точно. Полковник собрал нас восьмого ноябрявосемьдесят девятого года и поставил задачу вывезти часть архива «Штази».Документы они отбирали вместе с Шилковским, его заместителем. Мы работали целыйдень, грузили документы, уничтожали ненужные. Вечером в ночь на десятое мывыехали из города. Когда мы доехали до места, нас уже ждали советскиепредставители. Они все были в штатском, но мы поняли, что это были русские. Одиниз них, поднимая ящик, уронил его себе на ногу и выругался отборным русскимматом. Перепутать было невозможно. Они и не особенно скрывали. А мы,собственно, ничего другого и не ждали. В тот момент казалось, что все рушится,и КГБ спасает людей, забирая из наших архивов документы старой агентуры. Намказалось, что это правильно. На обратном пути у нас спустилось колесо. В этовремя в городе уже прорвали Стену и границы уже не было. Хеелих приказал намоставаться у автобуса, пока Менарт, который был за рулем, сменит колесо. А самвместе с Шилковским поехал выручать двух наших товарищей, которые ещенаходились в здании «Штази».

Обратно они не вернулись. Когда мы приехали на местопроисшествия, там уже были случайные прохожие, какие-то люди. В эту ночьполиция вообще не работала. Удивляюсь, как этим не воспользовались грабители.Хотя, наверно, воспользовались, мы просто всего не знаем. Там было несколькорусских, тогда еще советских, солдат с офицером. Мы не сомневались, что это онирасстреляли наших товарищей. Гайслер даже попытался достать автомат, кричал,что отомстит за Хеелиха, и мы с трудом его успокоили. Мы ждали, когда убьют инас, — ведь мы были посвящены в столь важную тайну. Все понимали, что следующаяочередь будет наша. После смерти Хеелиха и Шилковского я был старшим по званию.Я и Нигбур, но его с нами не было.

Потом солдаты забрали Шилковского, он еще дышал, но был вочень тяжелом состоянии. Мы его осмотрели и поняли, что он не дотянет даже добольницы. Пуля попала в позвоночник, он был обречен. А Хеелих погиб на месте.Их обстреляли из засады. Я думаю, что это сделали по приказу КГБ. Полковникверил Москве. Хотя мы все тогда вам верили. И вы нас так подставили. Мы ведьвывозили документы для вас. Хеелиха и Шилковского вы убрали, очевидно, решив, чтоони слишком много знают. Нас почему-то оставили в живых. Хотя я думаю, что,когда события стали разворачиваться таким образом, КГБ было уже не до нас. Апотом Германия объединилась.

— А как сложилась судьба остальных сотрудников группы, вы незнаете?

— Знаю, конечно. Габриэлла вышла замуж и переехала вНюрнберг. Нигбур с семьей живет в Гамбурге. Бруно Менарт развелся и уехал вВеймар. Кажется, в Веймар, но я точно не знаю. Гайслер сильно пил, он частосрывался, попадал в полицию. Потом исчез. Говорили, что его видели в Дортмунде,у родственников. Вайс умер. Вот, собственно, и все. А почему вы сейчасвспомнили про нашу группу? Уже прошло столько лет. Я думал, все забыли об этом.

— У нас появились подозрения насчет убийства Хеелиха, —пояснил Дронго. — Нам кажется, что кто-то из сотрудников вашей группыспециально подставил своего командира. Но пока мы не знаем, почему.

— А какая разница, почему? — обреченно махнул рукой Бутцман.— Была ГДР, и больше нет такой страны. И никогда больше не будет.

— Ну почему не будет? Израиль возродился через две тысячилет, — напомнил Дронго.

— А я не хочу, чтобы возрождалась. В той Германии было многохорошего, — сказал Бутцман, — но было и немало плохого. Но не поэтому. У меняостались к моей бывшей стране очень теплые чувства. Но в новой Германии я всеравно не смог бы жить. А у немцев должна быть своя родина. Как у каждого народана земле. И конечно, это очень страшно и неприятно, когда через столицу твоейстраны проходит Стена, отделяющая тебя от твоих братьев. Знаете, я на выборах вИзраиле всегда голосую за левых. За Рабина, Переса, Барака. Они предлагают хотькакой-то план, хоть какой-то вариант отношений с палестинцами. А наши правыедумают построить новую Стену и забыть о своих соседях. Но так не бывает. И мы, немцы,это хорошо знаем.

Дронго подумал, что Бутцман остался профессионалом. Оннаверняка знает, что их разговор прослушивается. И наверняка специально говорито своих политических пристрастиях. Сотрудники спецслужб не скрывали своегоблагожелательного отношения к партии генерала Барака и своего недоверия кправым и религиозным партиям.

— Когда вы приехали на место гибели ваших товарищей, что выувидели? — спросил Дронго. — Может, что-нибудь особенное бросилось в глаза?Какая-нибудь деталь?

— Нет, ничего необычного. Нападавшие прятались, очевидно, вкустах. Машину расстреляли из автоматов. Она загорелась и взорвалась. Позже мыузнали, что Хеелих погиб сразу, даже его труп сгорел. А Шилковский чудомвыбрался из автомобиля, но получил несколько пулевых ранений и умер по дороге вгоспиталь. Когда мы подъехали, он был без сознания и ничего не мог сказать.

— Как вы думаете, мог ли кто-нибудь из ваших бывшихтоварищей подставить Хеелиха и Шилковского?

— Думаете, у нас был предатель? — нахмурился Бутцман. — Нет.Это исключено. Я знаю каждого из оставшихся в живых. И за каждого могупоручиться. У нас были такие ребята! Нас осталось мало.

— Нигбура уже нет в живых, — сообщил Дронго.

— Что? — изумился Бутцман. Для него это сообщение сталоударом.

Сидевшие в автомобиле и слушавшие беседу сотрудники Службывнешней разведки переглянулись.

— Вот негодяй, — тяжело дыша, прошептал Андрей. БеседаДронго с Бутцманом, проходившая на грани фола, отнимала у него слишком многосил. Он сжал кисти рук. Лариса пожала плечами, полагая, что нельзя было ожидатьничего хорошего от такого взбалмошного типа, как Дронго.

— Он неуправляем, — тихо заметила она.

Андрей Константинович сделал нетерпеливый жест рукой, чтобыЛариса помолчала, не мешая ему слушать разговор.