— Ты не понимаешь! — снова воскликнула она. — Весь мир должен узнать об этом! Это перевернет ход истории! И магов, и людей, всех коснется!

— Ладно, допустим, — сдался юноша. Все равно было уже не уснуть. — Что ты предлагаешь? Как ты соберешь народ? Кто станет тебя слушать? Слишком много сложностей, Уна. Это невозможно.

— Но я должна! Это мое главное видение, я уверена! Мне надо выполнить свое предназначение, любимый!

Анри смотрел в горящие глаза девушки и не слышал ничего, кроме последнего слова. Словно тягучий мед, оно влилось в его сознание, заволакивая истинным счастьем.

Он любим!

— Люди приходят на Главную площадь, ты знаешь? — Уна обхватила лицо Анри, словно почувствовав, что его внимание рассеялось. — Каждый месяц там устраивают показательные казни магов. Я буду там и расскажу все, что увидела!

— Уна, что тебе в голову взбрело? — Анри встрепенулся, нахмурил брови. — Это же так опасно! На чью казнь ты собралась?

Она посмотрела в его глаза, улыбнулась грустной и совсем незнакомой улыбкой.

Сердце Анри пропустило удар.

— На мою, глупенький… Разве ты не понял?

Никакие силы с той памятной ночи не могли убедить Уну в безрассудности принятого ею решения. Сколько Анри ни пытался разговаривать с девушкой, просил, умолял, предлагал хотя бы подумать о других возможностях донесения до народа ее важного видения, та, как упрямая ослица, оставалась непреклонной.

Внешне она тоже с тех пор переменилась почти до неузнаваемости. Не было уже той неугомонной болтушки, веселой и неунывающей, смех не слетал, как прежде, с ее поджатых в тонкую линию губ, а заветные ямочки и вовсе перестали появляться на бледных щеках травницы. Все чаще она уходила глубоко в себя, стала молчаливой и даже угрюмой. Теперь Уна опасалась лишний раз покидать свой дом, всюду мерещились ей подозрительные шорохи, шаги и преследователи.

— Я боюсь не успеть рассказать то, что видела, — однажды призналась она Анри, когда в очередной раз он заметил ее нервозность. — Нельзя допустить, чтобы меня поймали местные охотники! — запальчиво проговорила она. — Это должно случиться в столице. Лишь так я окажусь на Главной площади — перед людьми, перед королевской семьей…

— Тогда чего ты медлишь?! — зло перебил ее Анри и почти тотчас же устыдился собственных слов. — Прости, Уна. Худо мне. Не вижу я смысла в жизни без тебя, — понуро опустил голову юноша. — Возьми и меня с собой, — Анри сглотнул тяжелый ком, подступивший к горлу, — на Главную площадь.

— Чего это ты удумал? — Хорошенькое личико девушки исказила злая гримаса. — И думать не смей! Не для того я на казнь иду, чтоб другие маги руки опускали! Я хочу, чтоб такие, как мы, изгоями не жили, не убегали в леса, да в другие места глухие! Чтобы матери за детей своих не боялись! Твоя жизнь только начинается, тебе в этом мире место под солнцем отвоевывать! А ты уже сейчас сдаться хочешь?!

Анри слушал гневную речь своей возлюбленной и с удивлением отмечал, что не чувствует ни грамма стыда за свою слабость. Не нужен ему этот мир, если в нем не будет Уны. Не интересен и все тут. И бороться ему за него не хочется. Лишь тоска в душе ноющая, едкая, лишь пустота от предстоящей разлуки.

— Прости, — еще раз обронил он и отвернулся.

Уна подошла сзади, обняла, прижалась к его напряженной спине, зашептала еле слышно:

— Это ты прости меня, Анри. Что оставляю тебя… вот так. Да только нет у меня другого выхода и быть не может. Когда-нибудь ты поймешь.

Он мотал головой зло и яростно, не соглашался с тем, что сможет когда-то принять и понять такое решение, сжимал кулаки до боли в костяшках, всеми силами пытаясь не расплакаться. И все же не утерпел, всхлипнул громко и жалостно, вытирая кулаком брызнувшие слезы.

— Поплачь, любимый, — шептала Уна, прижимаясь к нему все крепче. — Лучше сейчас прими эту боль. А то потом нельзя будет, не к месту. Ты ведь придешь со мной попрощаться?

Анри замер, оцепенел, словно разом кто-то вышиб дух из его тела.

— Нет, Уна. И не проси меня о таком. Не смогу я, — хрипло проговорил он.

Она больше не просила и не настаивала.

А он знал, что все-таки придет…

Дни сменяли друг друга беспокойные и напряженные. Уна пока оставалась дома, и, возвращаясь из леса, куда Анри отлучался все чаще, каждый раз он не знал, что ждет его за дверью. Очень скоро молодой маг понял, что ожидание беды может быть ничуть не легче, чем сама беда.

— Я послала весточку своему давнему другу, — однажды призналась травница. — И теперь жду от него ответа.

— Какому еще другу? — с ревнивыми нотками в голосе спросил Анри.

— Его зовут Алистар. Мое видение касается и его тоже.

— А что, если этого Алистара уже и в живых-то нет? — как можно равнодушнее отозвался парень. Сердце его меж тем забилось быстро и почти радостно.

Вот бы и правда она не смогла разыскать его!

— Нет, он жив. Я чувствую, — задумчиво ответила Уна, теребя край своего цветастого платья. — Подожду еще несколько дней.

Анри промолчал, но его душа ликовала. Несколько дней можно не думать о плохом, а просто жить и наслаждаться жизнью, как раньше! Завтра же он отправится на луг и соберет самый красивый букет для своей мятной девочки!

Но на следующий день Уна исчезла.

Весть о том, что охотникам удалось поймать редкий экземпляр среди магов, облетела почти всю страну за считаные часы. Анри без труда выяснил день и время предстоящей казни, даже в деревнях передавали эту новость из уст в уста, смаковали и выдумывали все новые подробности.

Ранним утром, когда город еще спал сном младенца, Анри отправился на Главную площадь, чтобы последний раз взглянуть в прекрасные глаза своей любимой.

Он шел уверенно, широкими шагами, с высоко поднятой головой. Если на пути и встречался встрепенувшийся ото сна стражник, то тому и в голову не могло прийти, что перед ним маг. Анри беспрепятственно добрался до своей цели, огляделся вокруг. Площадь была пуста, но уже скоро сюда потянется народ, любопытные зеваки, да и королевская семья тоже пожалует. На помост тяжелой поступью взойдет палач, равнодушно блеснет глазами сквозь узкие щели в своей черной маске.

Пусть боги смилуются, и его топор сегодня будет наточен как следует.

Вон там, чуть поодаль, расположатся король со своей королевой и, наверное, будут глядеть на разворачивающееся пред ними действо со скучающим видом. Все это Анри столь живо представил в своей голове, что невольно вздрогнул от омерзения.

Нет, он должен выдержать и никак не выказать своих чувств. Ради Уны. Она должна чувствовать его поддержку.

Анри отошел подальше, заприметив на окраине старую рассохшуюся телегу. Сел на землю, прислонился спиной к колесу и неожиданно для себя задремал.