Все затаили дыхание. Даже Слим прекратил изучать собственные обкусанные заусенцы и не сводил глаз с рассказчика. Валентин Пантелеевич вытер лицо рукой и продолжил:

– Когда я обернулся, там никого не было. Ни единой души. Но я чувствовал, что рядом со мной кто-то стоит. Это вызывало такой ужас, что и передать невозможно. Я уж было хотел бежать, как хруст раздался уже передо мной. Метрах в пяти зашевелился небольшой куст, рядом с ним, как от ветра, согнулась трава. Затем этот «ветерок» пробежался до ближайшей сосны и исчез за ней. Через некоторое время как будто ребенок рассмеялся. Я уставился на сосну, за которой исчез ветер: в самом низу, рядом с землей из-за дерева выглянула голова. Обычная лысая голова, только очень круглая и бледная. Но лицо было маленькое, с младенческими чертами. Представляете лицо ребенка на голове взрослого человека? – Лиза кивнула в ответ. – Оно посмотрело на меня и улыбнулось. Никогда этого не забуду, никогда… – он перевел дыхание. – Дальше помню только лес. Как добрался до деревни – словно из памяти стерли. – Мужчина замолчал.

– Так Пантелеич и познакомился с колобком! – Сёма от души расхохотался.

– Вот бы сейчас тебе лопатой в дюндель залепить, а! – выпалил оскорбленный рыбак.

Съемочная группа все так же безмолвствовала. Лиза не знала, о чем думают коллеги, но ее мысли были противоречивы. Это было именно то, что ей нужно, но в глазах местного был такой неподдельный ужас, что воспринимать заброшенный дом с привычной профессиональной иронией становилось все сложнее.

– Пантелеич, ты лучше расскажи, как ты потом весь дом облев… – осекся Семен. – Как тебя потом рвало весь вечер!

– Да иди ты в пень, дурень! – прикрикнул на него старший товарищ. – Я о серьезном говорю! Перед телевидением, можно сказать, душу наизнанку выворачиваю, а ты мне про блевотину, дубина!

Семен снова захохотал:

– По тебе психушка плачет, Пантелеич!

– По Катьке с полевой, по Витальичу и Синицыну тоже плачет? – еще громче парировал тот.

– Да по всем вам плачет! Кто с дуркой по жизни, тот весь в этих историях, как еж в иголках. Я вот не видел ни хрена и не чувствовал! Не до того нормальным людям.

– Ты ни хрена не видел и не чувствовал, потому что ты слепой и тупой, как старый лось. – Пантелеевич брезгливо скривился. – Все, отстань от меня!

– Ага, а ты шибко умный! Барабашки всякие чудятся от ума, не спорю, – продолжал паясничать Сёма. – Может, у тебя маразм начался или этот, как его… – он на секунду задумался, вспоминая нужное слово, – клинукс, о!

– Ой, – по-детски передразнивая, воскликнул Пантелеевич, – я же говорю, тупой! «Климакс» выговорить не можешь! Во рту говно, вот язык и запутался!

Семен продолжал заливаться смехом, а Валентин Пантелеевич покрутил пальцем у виска и махнул рукой:

– Вот так и живем тут с дебилами по соседству. – Он вздохнул. – Родился здесь, и похоронят меня на этой земле, – повторил он.

Лиза с трудом сдерживала смех, глядя на его разочарованное лицо. Их диалог был настолько искренним и наивным, что не мог не забавлять столичных гостей.

– Вот, – вмешался Слим, – а ты говоришь, что я чушь несу…

Лиза обернулась:

– Ты – озлобленный и надменный, не имеющий царя в голове человек. Не сравнивай себя с этими людьми, умеющими прощать и не злиться друг на друга даже при ругани.

– А ты – сама мать Тереза?

Лиза отвернулась, ругая себя за то, что поддалась хорошему настроению и заговорила с этим охламоном. Роб все так же внимательно смотрел в монитор камеры, а Макс стоял неподалеку и улыбался, наблюдая за всем как бы со стороны.

– Скажите, – выдержав паузу, спросила Лиза, – вы перечислили людей, которые, как и вы, видели призраков рядом с тем домом?

Мужчина взглянул на нее и приподнял бровь:

– Вы тоже меня за сумасшедшего держите?

– О, нет! Мы во время съемок такого наслушались и насмотрелись, что никаких сомнений в существовании потусторонних сил лично у меня нет.

Он недоверчиво прищурился.

– Я вам искренне верю! – Лиза была серьезна. – Я сама не раз наблюдала странные явления.

– Здесь, в деревне людям только дай пищу для сплетен. Из любой правды сделают такое, что и самому верить не захочется.

– Поверьте, в городе этого не меньше.

Валентин Пантелеевич опустил глаза:

– Витальич женщину там видел. Она появилась посреди болота и выла, как волк, что есть мочи. Говорит, кровь в жилах застыла от ее воплей. Синицын детей видел повешенных. Он рассказывал, что смеялись они и раскачивались на веревках, как на качелях: шеи стянуты, глаза и языки наружу, но веселятся, как ни в чем не бывало… Он – мужик бывалый, раньше во флоте служил, но после этого в ту же ночь от инфаркта помер… А за Катюшей вообще до самой деревни мужчина гнался: тело маленькое, сухое, тонкое, неживое. Худой как смерть, а руки длинные, по земле волочатся. Бежит за ней и орет, как резаный! На опушке почти догнал, но успел лишь наотмашь ладонью по спине хлестануть. Видать, дальше леса они не выходят… Слава Богу, девка вырвалась, но синяк с кровоподтеками остался, сам видел. Они же все ко мне сразу! Знают, что я пойму и поверю…

– А что за синяк?

– От шеи и почти до самой поясницы – огромная пятерня отпечаталась. Пальцы длинные и в толщину как три моих! Жуть… Жалко, не было фотоаппарата ни у кого, даже снимок не сделали. Если бы вы увидели, то даже не подумали бы в здешних лесах бродить! – Он сдвинул брови. – Катька в тот же день с братом из деревни уехала. Красивая девка была… Да почему была? И есть, наверно, в Калуге вроде как живет. Ни разу с тех пор не приезжала. Да оно и понятно…

– А что про все это власти говорят?

– Да им-то что? – Он усмехнулся. – Пока не помер никто, вообще внимания не обращали. Это когда трупы начали находить, они забегали, как мандавошки от керосина. Ой! – Пантелеевич испуганно посмотрел на Лизу. – Извините. Испортил пленку, да?

– Нет, мы это вырежем, не переживайте.

– Обязательно вырежьте. А то моя увидит по ящику и пристанет с расспросами, откуда я знаю, от чего они бегают. – Мужчина впервые за весь разговор улыбнулся.

– Значит, власти ничего не предпринимают? – возвращаясь к теме, уточнила Лиза.

– А что они сделают-то? Ну, пройдут по кромке леса местные кривоногие в погонах, да из Москвы пришлют пару человек в костюмах с пузами наперевес. Порасспрашивают нас, а потом на зверей спихнут, мол, кабаны агрессивные стали, и отчалят восвояси бюрократии учиться.

– А дом как стоял, так и стоит…

– А что с ним будет-то? Местные теперь ни шагу туда, а детишек чиновников вообще корова языком слизала. Одно время они там гулянки устраивать повадились, а сейчас даже не заезжают в эти края, боятся. Так и стоит он, слухи рождает. Сносить бесполезно! Только нечисть растревожишь… Да и кто это делать будет? Сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, вроде угомонились уродцы эти.