Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения, что вы там про Длинноухих ублюдков сказали? — вмешался неизвестный, убирая отвод глаз.
И почти сразу же стал виден модный среди Светлых эльфов зелёный камзол, длинные светлые волосы, характерные заострённые кончики ушей и небольшая корона, почти не видная из-за сложной причёски.
Князь-маг! Эльфийский князь-маг!!!
Зрелище было настолько шокирующим, что молодые маги напрочь забыли про все свои обиды. Одно дело ругать кого-то просто так, не опасаясь за свою шкуру, и совсем другое, глядя в глаза чародея, способного тебя раздавить точно клопа.
— Приношу свои извинения, уважаемый! Во мне говорили глупые эмоции, и я не знал о вашем присутствии, — склонил голову Птоломей, проклиная свой длинный язык и мысленно уже готовясь к неприятностям. — Разумеется я так же не желал ничего плохого нашим Светлым союзникам!
— Уверены? Вы были весьма убедительны, — промурлыкал князь-маг, самую малость выпуская наружу давление своей ауры. Ровно столько, чтобы одновременно и наказать «наглецов», и не привлечь внимание всех прочих.
— Более чем, — прохрипел Птоломей, слыша как за спиной тяжело дышит приятель. — Просто меня несколько… огорчил выбор лиц, достойных награды, офицерами штаба великого Кии’л’дорега. И я немного потерял связь с реальностью.
Как же Птоломей себя в тот момент ненавидел! Свою слабость, свою неспособность дать достойный отпор и вообще необходимость извиняться. Ненавидел, и ничего не мог поделать. Потому как есть силы и Силы, и безымянный князь-маг был как раз из последних. Решит их убить — и они сдохнут, даже мяукнуть не успеют, решит отпустить — и они продолжат жить.
Впрочем эльф смог их удивить.
— О, понимаю! — тонко улыбнулся Длинноухий, внезапно убирая давление. — Вот только, — тут он подался вперёд и заговорщицким шёпотом продолжил, — вот только кто вам сказал, что список награждений таков из-за происков неких загадочных офицеров штаба Дыхания Бездны? Вовсе нет. Кии’л’дорег составлял их лично! Уж я-то знаю — сам просил вписать туда парочку племянников!
Князь-маг сделал драматическую паузу, видимо ожидая реакции если не от окаменевшего Птоломея, то хотя бы от Гиркама, но просчитался. Оба приятеля молчали, точно набрав в рот воды. Вступать в диспут с кем-то столь могучим они очевидно опасались.
— Не верите? Зря. Наш драгоценный великий маг собственно и стал тем, кем сейчас является, только потому, что заводил отношения с теми, с кем было выгодно их иметь, и игнорировал тех, кого выгодно было игнорировать! — продолжил шептать эльф, и тут уже Птоломей не выдержал.
— Хотите сказать, что нас ему выгодно игнорировать? — спросил он напряжённым голосом.
— Разумеется, мой юный друг, разумеется! — мелодично рассмеялся эльф. — Как и многие Кии’л’дорег терпеть не может безродных выскочек. Ты можешь быть хоть десять тысяч раз героем, но если ты по происхождению не выходец из Закатной империи, то выше определённого уровня тебе подняться не дадут. И шансы вырасти в силе постараются ограничить. Понимаете?
— И что же тогда делать? — вдруг подал голос Гиркам, которого кажется задели слова Длинноухого даже больше, чем Птолемея.
— Ну откуда ж я знаю? — в очередной раз рассмеялся эльф, которого очевидно забавляло смятение, в которое были ввергнуты умы парочки молодых магов. — В конце концов я очередной «Длинноухий ублюдок», которого вы бы с радостью убили на дуэли… — Тут он сделал очередную паузу и с холодным смешком припечатал: — Если бы смогли.
На этих словах князь-маг поднялся и, не прощаясь, с грацией прирождённого убийцы выскользнул из ложи. Вот только если в случае Гиркама странная и пугающая беседа на том и закончилась, в случае Птоломея она имела некоторое продолжение.
«Ищите возможности для роста, мой юный друг, — буравчиком ввинтилась в его сознание чужая мыслеречь, — ищите возможности и опирайтесь на друзей. Иного пути победить несправедливость не существует!»
Невинное, в общем-то, пожелание, нечто подобное мог сказать кто угодно, если бы не пара вещей: выделенное Длинноухим «друзей» — что едва ли не открытым текстом говорило о каких друзьях идёт речь, и деревянная пластина, внезапно появившаяся во внутреннем кармане Птоломея. Пластина, от которой за версту несло большими неприятностями и ещё большими возможностями.
Как и когда Птоломей сжал её в кулаке, он не понял и сам.
Глава четвертая
Просыпался К’ирсан Кайфат тяжело. Разум, придавленный гнётом необычайно реалистичного сновидения, вместо того, чтобы вырваться к свету реальности, так и норовил ухнуть теперь уже во тьму беспамятства. И процесс пробуждения всё больше напоминал даже не восхождение на крутую гору, а подъём из глубин самого чёрного и вонючего болота.
Будь на месте императора Сардоура кто другой, то всё могло бы закончиться плохо — вечный сон не зря сравнивают со смертью. Однако дух К’ирсана был достаточно силён, чтобы выдержать давление морока, и он шаг за шагом, сначала на одних инстинктах, затем всё более и более осознанно, принялся освобождаться из плена иллюзий. Пока, наконец, последние липкие щупальца видений чужой жизни не покинули его тонкое тело.
— Когти Юрги, это что такое было? — одними губами прошептал Кайфат, разлепив глаза и убедившись, что он снова лежит в своей спальне, а рядом, разметав волосы по постели, тихо сопит его официальная любовница.
Вчера, разозлённый итогами встречи с главами городов, он полночи кувыркался с ней в постели и заснул лишь под утро. Однако сторожевые артефакты активировать всё равно не забыл, а контуры астральных барьеров — их у него в спальне имелось аж две штуки — проверил. Казалось бы, спи да спи, восстанавливайся после плодотворного дня, как внезапно пришло сновидение столь сверхреалистичное, что впору было сравнивать его с астральным путешествием…
— Вот только это было не астральное путешествие, — по-прежнему одними губами сказал К’ирсан, осторожно поднимаясь с кровати и подтягивая к себе магией протезы.
Девица — к слову дочь одного из Молниеносных, — не обладающая его выносливостью, даже не шелохнулась. Впрочем здесь и сейчас она Кайфата особо не волновала: сколько их у него было и сколько ещё будет! Пока же есть вещи поважней.
«Если не астральное путешествие, тогда что это было? — продолжил рассуждать он теперь уже мысленно. — Раньше всё казалось как-то понятнее.»
И действительно, странные сны были