Пролетая по кругу на подвешенных на цепях сиденьях, ребятишки визжали от страха и восторга. Кайл смотрел на них как завороженный.

– Каусей, – сказал он.

– Хочешь прокатиться на карусели?

– Каусей, – кивнул Кайл.

– Скажи: «Я хочу прокатиться на карусели».

– Я хатю пакатиса на каусей, – прошептал он.

– Хорошо.

Дениз достала кошелек и направилась к кассе. Но Тейлор остановил ее:

– Я заплачу. Это же я вас сюда пригласил, забыли?

– Но Кайл…

– И его я тоже пригласил.

Тейлор купил билеты, и они встали в очередь. Когда карусель остановилась, Дениз усадила Кайла на сиденье, защелкнула перекладину и положила на нее ладошки мальчика.

– Он каусей, – гордо произнес мальчик.

– Держись крепче.

В ответ Кайл только весело рассмеялся.

– Держись крепче, – уже строже повторила Дениз.

Она вернулась к Тейлору, моля Бога, чтобы до Кайла дошли ее слова. Карусель начала вращаться, постепенно набирая скорость. Сиденья взмывали все выше и выше. Пролетая над Тейлором и матерью, Кайл смеялся, его ручки крепко сжимали перекладину. Увидев это, Дениз облегченно вздохнула.

– Похоже, вы удивлены, – сказал Тейлор.

– Да. Он в первый раз катается на такой карусели.

– Вы никогда не водили его на аттракционы?

– Я думала, ему еще рано.

– Из-за трудностей с речью?

– Отчасти. Дело в том, что многое в Кайле даже для меня загадка.

Ей вдруг захотелось, чтобы Тейлор понял Кайла, понял, чем были для них эти последние четыре года, чтобы он понял ее.

– Видите ли, для детей язык – это не только общение. С его помощью они постигают мир. Узнают, что плита горячая, не дотрагиваясь до нее, и что переходить через дорогу опасно – можно попасть под машину. Если Кайл не понимает, что такое опасность, как его научить этим вещам? В ту ночь на болоте, когда вы нашли его, он ведь даже не выглядел испуганным. Он просто-напросто не знал, чего должен бояться. Вы себе представить не можете, сколько уже было похожих случаев. То он заберется слишком высоко и пытается оттуда спрыгнуть, то выедет на велосипеде на проезжую часть, то подойдет к рычащей собаке… Каждый день что-то новое. И все потому, что я ничего не могу объяснить ему на словах, мне приходится изображать возможные последствия, показывать, что с ним может случиться.

Дениз на мгновение закрыла глаза, как будто вновь переживая все эти происшествия.

– Меня постоянно тревожит, научится ли Кайл когда-нибудь нормально говорить, сможет ли ходить в обычную школу, будут ли у него друзья, сколько лет мне еще придется с ним заниматься… Из-за этих мыслей я не сплю по ночам.

Она помолчала, а когда продолжила, в ее голосе Тейлору почудилась боль.

– Только не подумайте, будто я жалею, что у меня есть Кайл. Нет. Я его очень люблю. Но когда я ждала ребенка, я представляла, что все будет по-другому.

– Теперь я вижу, как нелегко вам приходится.

Словно раскаиваясь, что слишком разоткровенничалась, Дениз виновато улыбнулась:

– Наверное, это прозвучало совсем безнадежно?

– Нет, – солгал Тейлор.

Освещенная лучами заходящего солнца Дениз казалась ему необыкновенно прекрасной. Она дотронулась до его руки, и он почувствовал, какая у нее мягкая и теплая ладонь.

– Вы не умеете врать. Так что лучше говорите правду. Я знаю, со стороны моя жизнь может показаться ужасной. Но на самом деле не все так беспросветно.

Тейлор поднял брови:

– Вот как? Значит, у вас случаются и радостные минуты?

– Когда я в следующий раз начну изливать душу, постарайтесь меня вовремя остановить, ладно? – смущенно улыбнувшись, сказала Дениз.

Хотя она и не ответила на его вопрос, голос выдавал ее волнение. Вероятно, он первый человек, которому она вот так открылась, подумал Тейлор.

Карусель остановилась. Кайл сидел, болтая ногами, и кричал: «Каусей!»

– Хочешь еще раз прокатиться? – спросила Дениз.

– Да!

Тейлор отдал контролеру еще один билет. Когда карусель завертелась, он прислонился к ограде и тихо сказал:

– А теперь расскажите мне о радостных минутах.

Дениз помахала Кайлу. Карусель сделала два оборота, прежде чем Дениз заговорила:

– Вам действительно интересно?

– Да.

– Прежде всего, Кайл делает успехи. Медленно, но верно. Если в прошлом году он знал пятнадцать-двадцать слов, то сейчас их уже несколько сотен, и иногда он даже строит простые предложения по три-четыре слова. Теперь он может сказать, что проголодался, или устал, или что ему хочется на обед. Еще несколько месяцев назад он этого не умел.

Дениз вздохнула, переводя дыхание.

– Поймите, Кайл упорно трудится изо дня в день. Пока другие дети играют во дворе, он сидит дома и смотрит специальные книжки с картинками. Чтобы усвоить то, что обычный ребенок схватывает за минуту, ему требуются долгие часы. – Она остановилась, глядя на Тейлора чуть ли не с вызовом. – Но Кайл старается изо всех сил. И не жалуется. Если б вы только знали, какой ценой ему достается каждая маленькая победа, как он хочет, чтобы все были им довольны, чтобы его любили. А вместо этого люди от него отворачиваются.

Дениз пыталась говорить спокойно, борясь с охватившим ее волнением.

– Вы не представляете, Тейлор, как многого он добился. Если б вы могли сравнить его теперешнее состояние с тем, что было раньше, если бы знали, какие препятствия он преодолел, уверена, вы бы поняли – им можно гордиться. – На глазах у нее выступили слезы. – Кайл самый добрый и самый сильный из всех детей, которых я знала. Любая мать была бы счастлива иметь такого чудесного ребенка. Несмотря ни на что, Кайл – самое дорогое и лучшее, что есть в моей жизни.

Она годами носила в себе эти слова, мечтая высказать кому-нибудь все, что у нее наболело.

Тейлор сглотнул вставший в горле комок. Глубоко тронутый тем, с какой безграничной любовью Дениз говорит о своем сыне и как переживает за его будущее, он почти инстинктивно взял ее за руку. Тепло ее ладони доставляло ему странное, забытое удовольствие.

Свободной рукой Дениз смахнула покатившуюся по щеке слезу. Она обессилела после своей неожиданной исповеди, но глаза по-прежнему дерзко сверкали, и такой она нравилась ему еще больше.

– Я никогда не слышал ничего более прекрасного, – сказал Тейлор.

Они еще час провели на площади, катались на колесе обозрения – втиснувшись втроем в маленькую кабинку – и на «осьминоге», головокружительном аттракционе, от которого Кайла невозможно было увести.