Она была… — Он замолчал, не сказав больше ни слова. Он сомневался, что чопорной Индиго понравятся рассказы об одной из самых знаменитых парижских куртизанок.

— Скажем так, в то время я думал, что влюблен.

Эстер сказала:

— Ну, я тоже никогда не была влюблена, но, когда я вижу, что любовь делает с людьми, это вызывает только грусть. Возьмем обстоятельства, в которых оказался мой отец из-за любви. Возьмем моего соседа, Брэнтона Хаббла. Он любил мою тетю Кэтрин всю свою свободную жизнь, и она любила его. Они провели почти тридцать лет, тоскуя друг по другу, потому что он решил быть честным человеком и хранить верность жене, которую ему пришлось оставить, когда он сбежал из Кентукки. Есть еще бедняжка Бетани Энн Лавджой. Знаешь, почему она сбежала? Она совершила ошибку, влюбившись в сына шерифа Лоусона Дэвида, и Дэвид любил ее, но в некоторых частях страны за их любовь можно попасть в тюрьму. Она не вынесла бы, если бы вышла замуж за другого. Если мне нужны еще примеры, достаточно посидеть в доме Кейт Белл и послушать горестные истории о любви, которые рассказывают ее клиенты. Так что нет, Гален. Я не хочу выходить замуж по любви. Мне не нужны страдания в моей жизни.

Гален понял, что она верит каждому своему слову.

— Так бывает не всегда, малышка. Я знаю о браках по любви, которые длились всю жизнь.

— Это не имеет значения, Гален. В любом случае, я уже не в том возрасте, чтобы выходить замуж по любви. Мы с Фостером прекрасно подойдем друг другу.

— Прости за наглость, но вы планируете заводить детей?

Эстер рассмеялась.

— Конечно, нет. Мы с Фостером согласны с тем, что воспитание детей в таком обществе, как это, является почти таким же тяжким грехом, как и само рабство. Если произойдет чудо и рабство прекратится, мы вернемся к этому вопросу.

Гален не находил их решение касательно детей чем-то необычным; многие представители расы клялись не заводить детей до тех пор, пока не будет обеспечена свобода, но Гален действительно сомневался в этом Фредерике. Означало ли это, что они не будут делить супружеское ложе, и если да, то какой мужчина в здравом уме согласится заниматься с Эстер не чем-то интимным, а лишь обсуждением насущных проблем? Она заслуживала того, чтобы ее любили и лелеяли, особенно учитывая ее прошлое. Несмотря на ее интеллектуальные рассуждения, он понял, что правда заключалась в том, что она боится любви.

— Так есть ли у твоего жениха какие-нибудь недостатки?

Она пожала плечами.

— Временами он может быть немного многословным, но это результат его высокого образования. Он считает, что общество должно быть более осведомлено о многих эрудированных и красноречивых представителях расы, поэтому он склонен говорить без умолку, порой доводя человека до слез, но это неотъемлемая часть того, кто он есть.

— И все же ты хочешь выйти за него замуж.

— Да, Гален. Ни один мужчина не совершенен. Даже ты.

— Туше, мадам, я забыл о твоих коготках.

Она улыбнулась ему.

— Тебе стоило бы помнить о них. Можно подумать, ты моя незамужняя тетя, задающая все эти вопросы.

— Любопытство, малышка, не более того. Прости меня.

— Прощаю, — сказала она. За последнюю неделю борода, покрывавшая его лицо, стала еще гуще. Она почти полностью скрывала следы побоев и придавала ему вид пирата. Би была права. Он действительно был красивым. Затем она спросила:

— Как поживает твоя лодыжка? Не совершить ли нам неспешную прогулку обратно к дому?

Гален не хотел пока отказываться от ее компании, поэтому предложил:

— Как насчет того, чтобы немного посидеть? У меня немного устала лодыжка.

— Здесь, неподалеку, есть скамейка, мы можем посидеть там.

Гален знал, что его лодыжка в гораздо лучшей форме, чем он хотел показать, но решил, что маленькая неправда оправданна, если она позволит ему оставаться рядом с ее смуглой красотой.

Как и обещала Эстер, они подошли к старой, побитой непогодой каменной скамье и сели. Эстер откинула голову назад и посмотрела на прекрасное небо.

— Когда я была маленькой, я просиживала на этой скамейке часами, глядя на облака. Я видела единорогов и орлов, огромные особняки. Однажды я даже увидела самого великого мистера Дугласа. Это было потрясающе.

— А чем еще ты занималась в молодости?

— Для развлечения не очень много. Моя тетя считала, что будет лучше, если я буду учиться, и я согласилась. В конце концов, я была совершенно невежественной, когда переехала жить к ней. Мне пришлось научиться читать и писать. Я до сих пор помню, как гордилась собой в тот день, когда научилась писать Эстер Уайатт без посторонней помощи.

Она повернулась в его сторону.

— Я так хотела ей понравиться. Она приходила ко мне в комнату по ночам, а я спала за своим столом, положив голову на ту или иную книгу, потому что хотела узнать все. Полагаю, во многих отношениях я все еще такая, хотя знаю, что некоторых мужчин интеллект в женщине приводит в замешательство. А тебя?

Гален заглянул в ее искренние глаза и честно ответил:

— Нет, Индиго, меня не… — Желание поднять пальцы и провести по сладкому, как ежевика, изгибу ее губ захлестнуло Галена с такой силой, что он едва сдержался. Чтобы отвлечься, он спросил:

— Ты наверняка занималась девчачьими забавами — играла в куклы, делала куличики из грязи?

Она рассмеялась.

— Куличики из грязи?! Ты хоть представляешь, что бы сделала моя тетя, если бы я вернулась домой вся в речной грязи? Нет, Гален, у меня было несколько кукол, но я никогда в жизни не играла в грязи.

— Тогда пойдем лепить куличики из грязи! — крикнул он, схватив ее за руку. Прежде чем Эстер успела запротестовать, он увлек ее за собой вниз по склону.

Смеясь, она крикнула:

— Но я не хочу лепить куличики из грязи!

Он не замедлил шага и не ослабил хватку на ее руке.

— Гален?! — крикнула она, перекрывая смех. — Ты не можешь заставить меня делать куличики из грязи против моей воли!

Последним словом был смешливый вскрик Эстер, когда она среагировала на то, что Гален подхватил ее на руки. Она прижалась к его широкой груди, обхватив руками за шею. Он посмотрел в ее испуганное лицо и спросил:

— Так что ты там хотела сказать?

Эстер моргнула и подумала, сможет ли она когда-нибудь снова дышать. Из-за того, что в голове у нее все перемешалось, единственное, что она смогла сказать, было:

— Ты снова повредишь лодыжку…

— Я носил птиц, которые весили больше тебя.

Он был так близко,