— И что значат эти две буквы? — без особого интереса в голосе спросила Пиявка. — Кто-то знает?

— Да, знаю, — произнёс я внезапно пересохшим от понимания горлом. — Это значит «мейдей, мейдей, мейдей»… Это сигнал бедствия.

Глава 8

— Сигнал бедствия? — тупо переспросил Магнус, не отрывая взгляда от экрана радара. — Но от кого?

— Да известно от кого! — невесело усмехнулся я, и перехватил взгляд Кори, которая обернулась на меня при этих словах.

— От одного из тех, кто такой же умный, как мы… — тихо сказала девушка, глядя мне в глаза. — От одного из тех, кто, как и мы, никому ничего не сказал о своей находке.

Я медленно кивнул.

— Нет, я в смысле… — Магнус взмахнул руками. — Вокруг же никого нет! Дальнобойность нашего радара — почти два световых часа, и в этом радиусе нет ничего! Даже астероидов! А ведь два световых часа — это больше, чем дистанция уверенного приёма сигнала на наши антенны!

— Угу, — поддакнул Кайто. — Да и сам сигнал, если вы не заметили… Странный. И это ещё мягко сказано. Я даже не уверен, можно ли это назвать сигналом, или это просто такой частный случай помех.

— Упорядоченный и системный? — хохотнула Пиявка. — Дожили, уже и помехи начали организовываться!

— Ничего не утверждаю, — Кайто развёл руками. — В этом чёртовом месте я уже вообще ничему не удивлюсь.

— Ладно, — капитан вздохнул. — Раз радар ничего не видит, значит, остаётся только один выход. Посмотреть глазами. Поэтому Кайто — азимут на источник сигнала. Кори — курс по азимуту. Полный ход.

— Азимут да.

— Полный ход да.

Через минуту корабль уже на полной тяге двигался по направлению к источнику сигнала. Все на мостике, включая меня, до боли в глазах вглядывались в бездонную черноту космоса, хотя умом и понимали, что ничего увидеть там невозможно. Два световых часа это только в космических масштабах кажется всего ничего. А ведь на самом деле это два миллиарда километров, и не то, что человеческие глаза, никакая оптика даже в теории не может дать возможности видеть на такие дистанции из-за физических ограничений нашего мира.

Но мы всё равно иррационально всматривались в черноту, словно надеялись, что здесь и сейчас законы физики специально для нас нарушатся, и позволят увидеть то, что увидеть невозможно.

В конце концов, если где-то и есть точка пространства, в которой законы физики работают не так, как все привыкли, то мы находимся именно в ней!

Время тянулось неторопливо, как резиновое. Прошёл час, другой, третий… Все давно уже устали смотреть в непроницаемую черноту космоса, в которой один хрен ничего не происходило и не появлялось. Пиявка задремала в своём кресле, откинув голову назад, Кайто одним глазом читал что-то в терминале, а другим следил за тем, чтобы не отклоняться от азимута, Магнус тоже прилип к терминалу, но явно во что-то играл, судя по быстрым и лихорадочным движениям пальцев. Только Кори и капитан продолжали глядеть привычными, будто остекленевшими глазами.

И вот, к середине четвёртого часа, Кори наконец встрепенулась и коротко сказала:

— Вижу!

Экипаж моментально пришёл в движение, все сгрудились возле пилотского кресла, кроме Жи, конечно.

— Вон! — Кори ткнула пальцем в едва заметную точку, которую на всеобщей черноте космоса так и не заметишь сразу, если, конечно, ты в эту черноту не пялишься безотрывно последние несколько часов. — Сейчас!

Кори переключилась на внешние камеры и дала максимальное увеличение. Точка рывком приблизилась и превратилась в космический корабль — кажется, научное судно класса «Тахион».

Вот только до сегодняшнего дня я никогда не видел, чтобы научное судно класса «Тахион» было наполовину прозрачным… Как будто это была недоделанная трёхмерная модель, на часть которой натянули текстуры, а для остальной части их не хватило. Причём граница раздела проходила не поперёк и не вдоль корабля, а как-то по диагонали, да ещё и не ровной линией, а кривой плоскостью. Судно будто бы порвало надвое, а потом соединило обрывки обратно, попутно превратив одну часть в прозрачную голограмму. Весь двигательный блок, один из двух реакторов, половина антенных решёток, три четверти лабораторных отсеков… И это только то, что я навскидку смог вспомнить, потому что подобный корабль в мои врекерские руки попал только один раз, и времени я на него тогда потратил изрядно.

— Что за хрень с ним творится? — поражённо прошептал Кайто, чуть ли не носом прилипая к лобовику. — Вы когда-нибудь такое видели⁈

Никто ему ничего не ответил, потому что и так было очевидно, что нет. Никто никогда в жизни ничего даже отдалённо похожего не видел.

— Зато теперь понятно, почему у него сигнал совсем и не сигнал… — задумчиво произнёс капитан, глядя на дивное диво. — Странно, что он вообще умудряется что-то передавать, когда у него почти все антенны… Такие.

— А, может, и не странно, — возразил я. — Может, именно поэтому сигнал и есть такой, какой есть. Может, из-за этого явления его исказило каким-то непонятным образом, и на борту поняли, что передают сплошные помехи.

— Как поняли? — нахмурилась Пиявка.

— Да элементарно — поймали собственный же отражённый сигнал! — я пожал плечами. — Это же научное судно, у него десятки разных антенн под самые узкие диапазоны. И часть из них осталась в нормальном состоянии, вот на них и пришёл отражённый сигнал самого корабля. И там поняли, что кроме «пш-пш» ничего не передают, из-за чего и пришлось перейти на старинную азбуку Морзе.

— Что ж, звучит довольно логично, — кивнул капитан. — Только это не объясняет, почему он не отображается на радаре.

— А тут мои полномочия уже всё, — я развёл руками. — Да и до этого мои полномочия относились скорее к гаданиям, чем к уверенным ответам.

— Ладно, — капитан вздохнул. — Магнус, попробуй открыть канал связи. Может, они и правда хотя бы на приём нормально работают.

— Открыть канал да.

В кабине тихо запищал зуммер исходящего вызова. Раз, другой, третий, пятый, десятый.

После десятого сигнала вызов автоматически прекратился. Так было заведено на любом корабле — считалось, что, если за двадцать секунд тебе не ответили, значит, с тобой там говорить не хотят.

Или