Или некому.

— Ещё раз! — велел капитан.

Зуммер запищал снова, и через двадцать секунд опять стих.

— Ещё!

Та же ситуация.

— Я не удивлён, — вздохнул капитан. — Ладно, последний вариант. Запись сообщения включить.

— Секунду. Запись да.

— Говорит капитан корабля «Затерянные звёзды». Мы поймали ваш сигнал и находимся очень близко к вам, но не можем с вами связаться. Если на борту кто-то есть, если вы нас слышите, то покажите это, отключив сигнал в аварийном диапазоне. Так мы будем знать, что на борту есть выжившие. «Затерянные звёзды», конец связи.

— Отправлять?

— Да, — кивнул капитан, и уставился в лобовик, словно ожидая, что «Тахион» через секунду после отправки сообщения резко вернётся в нормальное состояние и полетит нам навстречу, как ни в чём ни бывало.

Конечно же, этого не случилось. Вообще ничего не случилось, научное судно так и продолжало посылать в бесконечный космос своё безликое «пш-пш».

— Сообщение на повтор! — велел капитан. — Продолжаем движение.

— И что мы будем делать, когда доберёмся до него? — поинтересовалась Пиявка

— Там решим, — вздохнул капитан. — Может, за это время что-то изменится.

— Ой, сомневаюсь, — покачала головой Пиявка.

И ошиблась.

Раз двадцать, не меньше, сообщение, записанное капитаном, успело улететь в бездну космоса, прежде чем на кокпите что-то едва заметно поменялось. Мне даже пришлось как следует напрячь все органы чувств, чтобы понять, что именно.

«Пш-пш», которое всё это время просачивалось через динамики корабля, убавленное вполовину, пропало. И я настолько привык за всё это время к его наличию, что, когда его не стало, сразу это подметил.

И не я один.

— Кайто! — капитан резко повернулся к технику.

— Что⁈ — сразу перепугался тот.

— Где передача⁈ Куда она пропала⁈ Что ты сделал⁈

— Это не я! — с нотками паники в голосе ответил Кайто, и принялся колотить пальцами по экрану технического поста. — У меня всё в порядке, вот! Антенна по-прежнему направлена на корабль!

— А если не ты, то кто? — философски заметила Пиявка, по своему обыкновению перекинувшая ноги через подлокотник кресла.

— Известно кто, — я перевёл взгляд на «Тахион», который за последний час стал вдвое ближе и который уже можно было различить даже без увеличения. — Тот, кто остался на борту. Живой.

Все замолчали, и тоже посмотрели на полуисчезнувший корабль. Он так долго игнорировал наши запросы и передачи, что теперь, когда он сделал точно то, что от него и просили, это казалось каким-то странным и неправильным.

— Но почему так долго? — спросил капитан в воздух.

— А это, капитан, правильный вопрос… — я указал на него пальцем. — И ответов на него может быть очень и очень много. Начиная, например, с варианта, что это вообще не член экипажа отключил трансляцию сигнала «мейдей». Что её вообще никто не отключал, а она сама прервалась из-за технического сбоя.

— Прямо сейчас? Именно в тот момент, когда рядом появились мы? — с ноткой ехидства поинтересовалась Кори из пилотского кресла. — Я не верю в такие совпадения!

— Какие «такие»? — поинтересовался я. — Это точно такое же совпадение, как и любое другое. Оно могло произойти? Да, вполне. Произошло ли оно на самом деле? Вот это большой вопрос. И заметь, я не утверждаю, что так оно и было, я всего лишь рассматриваю разные варианты. Узнать, что же случилось на самом деле, можно лишь одним способом…

Капитан хмуро посмотрел на меня, ничего не ответил и снова перевёл взгляд на корабль, который явно терпел бедствие, но которому решительно никак нельзя было помочь. Во всяком случае, никто из нас не знал способа сделать это.

Если бы это был обычный корабль, потерпевший крушение, в нём нашлась бы пара закапсулированных отсеков, куда можно было бы поместить выживших. Я мог бы отрезать эти отсеки от корабля и переместить их к нам на борт. Если бы это был военный корабль, то всё было бы ещё проще — там мостик автоматически отстреливается, когда главный компьютер решает, что угроза кораблю слишком серьёзна.

А что делать с… этим?

На самом деле, все знали, что делать.

Но никто не хотел это предлагать. Особенно капитан. Потому что предложения, исходящие от такого человека, как капитан космического корабля, автоматически перестают быть просто предложениями, и превращаются в руководство к действию.

И ему придётся это сказать. Мы ещё могли сделать вид, что не ловили никакого сигнала о помощи, а если и поймали — то не поняли его, не расшифровали. Мы могли даже отговориться тем, что расшифровали и поняли, но на связь с нами никто не вышел, и мы решили, что выживших там уже не осталось. Это было бы некрасиво с этической точки зрения, но по крайней мере не являлось бы нарушением кодекса космоплавания, и никто не посмел бы нам за это предъявить никаких претензий. Потому что все прекрасно понимают: безопасность живого и здорового экипажа намного важнее, чем гипотетическая возможность найти кого-то выжившего. Кто его знает, от чего они там все умерли? Может, они перевозили какой-то очередной экспериментальный вирус, который вырвался из-под контроля и теперь весь корабль разумнее будет сжечь с безопасного расстояния, нежели идти внутрь в надежде, что выжившие просто оглохли и не слышат, как с ними выходят на связь?

Но мы лишили себя возможности проигнорировать сигнал о помощи своими же руками. В тот момент, когда мы послали им сообщение с инструкциями, в тот момент, когда кто-то на борту, с двадцатого раза, но всё же последовал этим инструкциям, мы лишились этой возможности. Вероятность того, что на борту остался кто-то выживший, причём с доступом в радиорубку, стала критически высока. Ради такой вероятности можно и рискнуть.

Особенно, если учесть специфичность нашей ситуации.

И капитан решил рискнуть.

— Будем стыковаться, — сказал он, и в глазах всего экипажа промелькнуло облегчение от того, что он наконец-то это сказал. — Идём я, Магнум, Кар. Остальные на постах.

— Эй, я тоже хочу! — возмутилась Пиявка. — Что за дискриминация по половому признаку⁈

— Хоти, — даже не поворачиваясь, ответил капитан. — Хотеть не вредно. Вредно не хотеть.

— Вот я и хочу! — Пиявка аж пристукнула пяточкой по креслу.

— Пиявка, не беси меня! — капитан коротко глянул на неё. — Мы идём в какую-то хтоническую ересь, в