Канадец задвигался.

– Ты смотри, промок, горе моё. Да тебя подстрелить в два счёта, ищи, дорогой, нору, любимый мой, ищи, иначе пропадёшь. Выгони какого-нибудь противного барсука. Лишь бы не бешеный оказался. А то новость на прошлой неделе появилась. Где-то неподалёку барсук двухлетнего ребёнка чуть не загрыз прямо на дачном участке. А так – шевелись, суетись, милок. Иначе – крышка. А это ты зря – весь мокрый.

Канадец показывал клыки. Татьяна Михайловна знала – так улыбается лиса. Здесь, в полесье, а не в вольере, Татьяна Михайловна впервые заметила, какой он крупный. А ведь её крестовки были крупнее Канадца, выше. «Страшные животные, – пронеслось у Татьяны Михайловны в голове, – с ними обычная лиса может и не сладить. Волк, конечно, сожрёт и не подавится, он сильнее, но силу можно наработать, жаль, сожрут нашего Канадца раньше или подстрелят раньше, чем он нориться научится». Канадец как будто прочитал мысли Татьяны Михайловны, повернулся к ней хвостом, обиделся.

– Батюшки! Хвост! Милый ты мой!

Хвост у Канадца был перевязан проволокой – вот почему он волочился.

– Подойди сюда! Сниму! – волновалась Татьяна Михайловна.

Она спустила на землю перепуганных дрожащих собак, те заскулили от безысходности.

– Не съест вас лиса, она таких, как вы, попрошаек-хулиганов, не уважает, да, дорогой мой, любимый? – Татьяна Михайловна с самого начала общалась с племенными самцами, как с любимыми мужчинами, это вошло у неё в привычку. – Ну подойди!

Канадец аллюром приблизился к Татьяне Михайловне. Она подняла его хвост – кончик сантиметров на пять пережимала проволока и была перекручена несколько раз. Так обычно «штопал» сетку вольеров Вадим.

– Зачем он «прищемил» тебе хвост? Что это такое?

Канадец стал голосить, жаловаться. Боня и Борис вжались в траву.

«Значит, он готовил их к притравочной, знал давно, то-то он злорадно ухмылялся, в последнее время стал более уверенным, наглым», – злилась опустошённая пушная фея. «Сильную приманку», то есть животное, которое может дать отпор даже своре, на притравочной станции во время схватки сажали на поводок, проводящий электричество. Если зверь побеждал или сильно ранил собаку, то его убивали током во время единоборства. На убитую тушку тоже могли послать электросигнал, чтобы молодой звериный охотник знал: жертву нельзя больше трогать, она – хозяина. Проволока – это приговор. Вадим, как помощник палача, заранее «кольцевал» сильных самцов, чтобы «тёмные» охотники, хозяева притравочной станции, отличали опасных жертв…

Канадец поднял переднюю лапу, Татьяна Михайловна часто осматривала лапы – ведь от размера подушечки и пальцев зависит рост. Лисы с крупными подушечками всегда сами крупные.

– Что ты, дорогой? Что там у тебя? Поранился? Ну покажи лапку, подраночек ты мой, страдалец…

Подушка была почти голая, она только к осени после линьки станет волосяной, скрыв когтистые пальцы. Под когтями что-то набилось, что-то кроме почвы и травы… Татьяна Михайловна подняла жёсткую прошлогоднюю травинку репья или какого-то ещё крупного растения, поковыряла под одним когтем, потом под другим, растёрла «добро» на ладони, полезла за очечником, надела очки, пригляделась… Руки её затряслись, она достала лупу – увеличительное стекло всегда было при ней, в питомниках она рассматривала волос лисицы тут же, у вольера, не носить же с собой микроскоп. Под лупой ясно были видны нитки и даже малюсенький клочок ткани. Татьяна Михайловна выковыряла почву и «грязь» из-под всех когтей, сделала скребки с подушечек, достала сложенный множество раз пакетик, так что он походил сначала на маленький квадратик, положила эти «находки» в него, посмотрела на свет, растёрла. Содержимое можно было принять за сваленные вместе короткие ниточки, но Татьяна Михайловна уже разглядела – это была ткань, серая ткань с телогрейки Вадима.

Татьяну Михайловну не вызвали в отделение. Спустя неделю после трагедии капитан милиции по фамилии Ястребок и по имени Василий Юрьевич позвонил Татьяне Михайловне и предупредил, что в течение дня «забежит».

– Дома будьте, миленькая, – рявкнул Ястребок в трубку, и тут же раздались короткие гудки, несчастная пушная фея даже «а» не успела произнести, хотела спросить: «А когда примерно, в каком часу?»

– Ну что? Пробил час расплаты? – Зо вышла из комнаты в трусах и футболке, расчёсываясь и убирая непослушные каштановые волны в хвост.

– Зря смеёшься, – отрезала Татьяна Михайловна. – Я последняя, кто видел Вадима живым. Как там Зинов?

– Нормально. – Зо села на табурет за стол, тыкнула вилкой электрического чайника в розетку – чайник забормотал, зашумел, но всё тише, тише…

– Как нормально-то, когда отец погиб. А мать?

– Там все переживают, что похоронить не дают, что потрошат его там, в морге.

– Он же на экспертизе, я не уверена, что это в морге.

– Мама! Ты со своими лисами совсем облисилась. Если у тебя экспертиза в лаборатории, это не значит, что в милиции такие же лаборатории. В морге экспертиза. Просто в отдельной комнате. Зинов туда ходил на опознание.

– Почему Виталик, а жена?

– Потому что мама испугалась. Справку какую-то взяла. Виталя ходил и мать, то есть его бабушка.

– Ну а как Виталик вообще?

– Да говорю же – нормально.

– Что может быть нормального, когда ты организовал облаву на станцию, которую сторожил твой отец, а в итоге отца нашли обезображенного и бездыханного?

– Моего отца не находили, мам!

– Ну я просто так объясняю, второе опосредованное лицо.

– А ты не объясняй. Нормально Виталя, говорю.

– Ты много что говоришь.

Чайник забурлил, запарил, Зо выдернула шнур, насыпала кофейный порошок.

– Что за жизнь? Кофе не достать!

– Зоенька! Этот лучше, просто сварить надо было.

– Да ну, буду эту бурду пить. Арабика вонючая. А я хочу бразильский. Растворимый!

– Всё растворение…

– Да-да, знаю: у меня на сосудах оседает, ой, мам, хватит уже. Ни сахара, ни кофе нормального. Почему заказы за летние месяцы задерживают?

– Не знаю. Я ходила, только обещают. Да мы и весенние только в мае получили.

– Сейчас нас с тобой посадят, и пропадут заказы, – усмехнулась Зо, потягивая бурду с большим удовольствием.

Боня и Борис сидели в ногах у хозяек и смотрели даже не в рот, а в глаза завтракающей Зо.

– Всё-таки приглядись к Виталику. Может, он в себе всё держит.

– Ой, мама. Мне бы к себе приглядеться. Меня трясёт с того дня. Пошли лис выпускать, и – убийство. И главное, кто-то, значит, знал, что мы лис выпускаем, зачем-то пришёл после нас и убил его.

– Но послушай, Зоя! Ведь Вадим обгрызен лисами.