Принцессам можно есть, где вздумается. Большая гостиная вполне подходит. И неважно, что здесь давно не было ремонта: камин старый и черный от копоти, оббивка мебели поизносилась, а портьеры выцвели от солнца. Это совсем не портит мой аппетит.

Пока я ем, слежу за Эмсвортом.

Без антибиотиков будет тяжело. Несмотря на все усилия, он может погибнуть.

А сколько еще таких, как он? Умирающих из-за жестокости Реигана? Искалеченных войной?

Я сажусь в кресло и прикрываю веки, приказав Софи следить за состоянием Эмсворта.

Только бы не было заражения, перитонита и сепсиса.

Как этот граф добрался из столицы до Рьена, не представляю. А, главное, – зачем?

Медленно засыпаю – слишком насыщенным был день. Мой первый день в Рьене.

Я проваливаюсь в сон, почти сворачиваясь на кресле клубочком, опустив голову на подлокотник. Тону в мягких волнах тревожных сновидений, пока вдруг не слышу заунывные рыдания Элизабет.

Глава 10

– … она ничуть не исправилась… – раздаются стенания моей фрейлины. – Стало только хуже. Она совсем обезумела, ваше величество! Сама на себя не похожа! Она ездила в деревню… с солдатней сидела за одним столом!

– … о, боги… – отрывисто раздается другой голос, мужской, очень знакомый. – Посмотрите на это, ваше величество. Это шов, – и озадаченно: – Принцесса Антуанетта собственноручно заштопала графа Эмсворта, которому вы вспороли брюхо.

Кажется, это Алан.

Черт, точно он.

– Недостаточно глубоко, – а вот этот голос, рычащий и злой, я узнаю мгновенно.

Реиган.

Неужели он самолично шел по следу Эмсворта, и когда тому удалось ускользнуть, преследовал его до самого Рьена?

Я дергаюсь и подскакиваю в кресле. «Проснись, Виннер, тебе это снится!» – хочется закричать мне. Едва мой рот распахивается в ужасе, я встречаю спокойный и даже слегка задумчивый взгляд принца. Его красивое лицо, глаза цвета штормового моря, ввергают меня в самую настоящую панику – красота этого мужчины спорит лишь с его жестокостью.

Он сидит в кресле напротив, небрежно опустив ладони на подлокотники. Одет по-военному, на нем генеральский мундир с воротником-стойкой и высокие сапоги для верховой езды. А у этих сапог трясется от плача Элизабет. Она сидит на полу, в ворохе своих пышных юбок и, кажется, сдает меня с порохами.

– Что-то еще, леди Голлен? – холодно спрашивает Реиган у фрейлины, но смотрит на меня.

Видит, что я проснулась, но никак не реагирует. За всю земную жизнь я лишь несколько раз сталкивалась с такими людьми, – непробиваемыми, высокомерным, со своей серой моралью. И, скажу откровенно, старалась держаться от них подальше. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на всяких придурков.

– Пожалуйста, ваше величество, позвольте вернуться ко двору, – хнычет Элизабет и смотрит на черноволосого «демона» с таким чувством, что сразу ясно – готова на все.

А он равнодушен. У него таких «Элизабет» вагон и маленькая тележка.

Я перевожу взгляд на раненного Эмсворта и вижу, что он жив, но рана не закрыта – полотно, которым я прикрыла шов, в руках у Алана. И это поднимает в моей душе волну злости. Не знаю, кем был Эмсворт раньше, а сейчас – он мой пациент. Я со смертью за него билась.

– Что вам здесь нужно? – вырывается у меня.

– Вижу, ты мне не рада, дорогая жена, – спокойно произносит Реиган.

Весь вычищенный, лощеный и самодовольный, он просто хозяин жизни. Кресло, в котором он сидит, ему не подходит. Самое подходящее для него – трон из костей и черепов его врагов.

– Прошу прощения, – я вовремя беру себя в руки, напуская хладнокровия. – Я не ожидала вас здесь увидеть.

– А его ожидала? – спрашивает Реиган, кивая на Эмсворта.

– Нет, но посчитала своим долгом оказать ему помощь.

Брови Реигана ползут вверх. Он лениво переводит взгляд на Алана, и тот коротко понимающе прикрывает веки. Алан бросает полотно на пол, отчего я скрежещу зубами, ведь я всеми силами пыталась обеспечить раненному стерильность. Мужчина подходит к Элизабет и поднимает ее с пола, а она пытается ухватиться за сапоги императора и вопит так, будто ее режут. И мне ее жаль, хотя я должна бы презирать за то, что она здесь наговорила. Но видеть человека таким душевно обнаженным и отчаявшимся, готовым валяться в ногах за милости – это неудобно, это ранит душу. Я не настолько жестокая.

Алан уводит Элизабет, и двери за ними закрываются. Мы с Реиганом остаемся вдвоем, если не считать бедного Эмсворта. Гнетущая тишина вдруг становится звенящей, я различаю лишь всхрапы коней на улице, шорох гравия и тихое шипений свечей.

– Не думал, что ты так ценишь своих фаворитов, Анна, – говорит муж. – Или этот особенный?

Опять двадцать пять!

– Он мне абсолютно безразличен, как мужчина, но я не могла оставить его умирать…

– Кто научил тебя накладывать швы? – перебивает, потому что ему плевать на мои оправдания.

Он не из тех, кто ходит вокруг да около.

– Меня увлекло лекарское дело. Я… читала об этом.

– Да? – ничуть не верит супруг, а по его губам скользит холодная улыбка. – Ты боишься крови, Анна.

– Преодоление страхов – путь к свободе, – переиначиваю я слова Аристотеля.

Реиган смотрит на меня пристально, и мне почти физически больно от этого взгляда.

– Тебя никогда не волновала судьба мужчин, в койки которых ты прыгала. Неужели с Эмсвортом иначе? Ты в него влюблена? А как же Герберт Уолш, с которым я тебя застал?

– Его я, к сожалению, не успела спасти, – отвечаю, глядя мужу в глаза, – но это не значит, что я испытываю к этим мужчинам чувства. Я замужем, и не собираюсь позорить ваше имя. Я, вообще, готова навсегда остаться в Рьене, не лезть в вашу жизнь и никак не влиять на политику.

Кажется, супруг изумлен. Он вдумчиво разглядывает мое лицо.

– Когда ты стала такой разумной? Раньше я не слышал от тебя ни одного дельного предложения.

– Я повзрослела.

Реиган медленно поднимается. Такой внушительный, рослый и широкоплечий, что я инстинктивно вжимаюсь в кресло – его энергетика подавляет. Широкие ладони и сильные руки, длинные черные волосы и этот взгляд – пожившего старца, утомленный, циничный и потухший – вынуждают меня осторожничать и подбирать каждое слово.

– Что вы намерены с ним сделать?

Он подходит к графу