жены, впервые читал отрывки из Т. р. своим знакомым, причем «чтение сопровождалось оглушительным смехом». 3 июня 1937 г. он читал роман мхатовцам – художникам В.В. Дмитриеву (1900–1948) и П.В. Вильямсу (1902–1947), сестре Е.С. Булгаковой О.С. Бокшанской (1891–1948), работавшей секретарем основателя Художественного театра Владимира Ивановича Немировича-Данченко (1858–1943), ее мужу артисту Е.В. Калужскому (1896–1966), а также администратору театра Ф.Н. Михальскому. Как записала Е.С. Булгакова, сцена репетиции, напоминавшая о «Кабале святош», «всем понравилась». Позднее последовало еще несколько чтений Т. р. Однако, как вспоминала Е.С. Булгакова, в 1938 г. писатель «отложил «Записки» для двух своих последних пьес («Дон Кихот» и «Батум». – Б. С.), но главным образом для того, чтобы привести в окончательный вид свой роман «Мастер и Маргарита». Он повторял, что в 1939 году он умрет и ему необходимо закончить Мастера, это была его любимая вещь, дело его жизни. И «Записки покойника» оборвались на незаконченной фразе».

Отметим, что на незаконченной фразе остановилась и работа над повестью «Тайному другу». И получилось так, что обе эти фразы во многом передают главные идеи повести и романа. «Тайному другу» завершается обращением к автору: «Плохонький роман, Мишун, вы (дальше, несомненно, должно было последовать: написали, что, кстати, делало фразу вполне законченной. – Б. С.)…» Т. р. писатель оборвал словами автора-Максудова:

«И играть так, чтобы зритель забыл, что перед ним сцена…» Отметим, что эта фраза сама по себе закончена.

В центре Т. р. – история постановки в Независимом (Художественном) театре пьесы «Черный снег» начинающего драматурга Сергея Леонтьевича Максудова, являющегося сотрудником газеты «Вестник пароходства». Здесь узнается Михаил Булгаков, работавший в газете «Гудок» в 1922–1926 гг., и его пьеса «Дни Турбиных», посвященная гражданской войне в Киеве. Но вот история бесконечных репетиций «Черного снега» под руководством Ивана Васильевича (Константина Сергеевича Станиславского) больше напоминает репетиции пьесы Булгакова «Кабала святош» («Мольер») в Художественном театре в 1932–1936 гг.

Театр в романе Булгакова – нечто вечное, не подвластное времени. Поэтому в самих театральных репетициях в романе конкретных примет времени нет, и поэтому невозможно понять, когда именно они происходят. Но и за пределами театра в Т. р. не слишком много конкретных примет времени. Про Максудова сообщается, что он тогда жил «в плохой, но отдельной комнате в седьмом этаже в районе Красных ворот у Хомутовского тупика».

Его прототип Булгаков в коммунальных квартирах жил только в 1921–1926 годах, в том числе в знаменитой «нехорошей квартире» № 50 дома № 10 по Б. Садовой. Дом у Красных ворот – тоже в районе Садового кольца. В 30‐х же годах писатель уже жил в отдельных квартирах.

Когда Максудов впервые приходит на Сивцев Вражек к Ивану Васильевичу, и тот сообщает, что «Леонтий Леонтьевич современную пьесу сочинил!», его тетушка Настасья Ивановна, чьим прототипом послужила актриса Мария Петровна Лилина, жена К.С. Станиславского, испуганно восклицает: «Мы против властей не бунтуем». Такая линия была характерна для Художественного театра и в 20‐х, и в 30‐х гг.

Входя в Независимый театр, Максудов «увидел лавчонку, где седой человек торговал нагрудными значками и оправой для очков». Термин «лавочка» – из 20‐х гг., в 30‐х говорили скорее «магазинчик» или «киоск».

Об администраторе Независимого театра Филиппе Филипповиче Тулумбасове говорится: «Да и как же ему было не узнать людей, когда перед ним за пятнадцать лет его службы прошли десятки тысяч людей. Среди них были инженеры, хирурги, актеры, женорганизаторы, растратчики, домашние хозяйки, машинисты, учителя, меццо-сопрано, застройщики, гитаристы, карманные воры, дантисты, пожарные, девицы без определенных занятий, фотографы, плановики, летчики, пушкинисты, председатели колхозов, тайные кокотки, беговые наездники, монтеры, продавщицы универсальных магазинов, студенты, парикмахеры, конструкторы, лирики, уголовные преступники, профессора, бывшие домовладельцы, пенсионерки, сельские учителя, виноделы, виолончелисты, фокусники, разведенные жены, заведующие кафе, игроки в покер, гомеопаты, аккомпаниаторы, графоманы, билетерши консерватории, химики, дирижеры, легкоатлеты, шахматисты, лаборанты, проходимцы, бухгалтеры, шизофреники, дегустаторы, маникюрши, счетоводы, бывшие священнослужители, спекулянтки, фототехники». Ни одна из этих профессий не может быть отнесена исключительно к 30‐м гг. Прототип же Тулумбасова, администратор МХАТ Федор Николаевич Михальский, служил в Художественном театре с 1918 г. Поэтому 15‐летний срок службы Тулумбасова в Независимом театре указывает на 1933 г. как время основного действия. На 1936 г., год премьеры «Мольера», указывает возраст актеров Ипполита Павловича – 61 год (столько лет его прототипу Василию Ивановичу Качалову исполнилось как раз в 1936 г.) и Владимира Корнрадовича – 62 года (его прототипу, Леониду Мироновичу Леонидову, 62 года исполнилось 6 июня 1935 г., следовательно, в первые пять месяцев 1936 г., когда была премьера «Мольера», ему было еще 62 года).

А вот эпизод с поездкой актера Герасима Николаевича Горностаева за границу относит основное действие Т. р. к 1926 г. («Было это дельце четыре года тому назад»), так как прототип Горностаева актер Николай Афанасьевич Подгорный ездил под предлогом болезни за границу в 1922 г., и тогда ему удалось договориться о возвращении Зарубежной труппы Художественного театра в Москву.

Тема извозчиков в Т. р., в отличие от «Мастера и Маргариты», скорее указывает на 30‐е гг. Максудов вспоминает: «…дрыкинская пролетка у подъезда театра, сам Дрыкин в ватном синем кафтане на козлах и удивленные лица шоферов, объезжавших дрыкинскую пролетку». В отличие от Москвы «Мастера и Маргариты», извозчиков в «Театральном романе» явно теснят автомобили.

Вымышленные газетные статьи, цитируемые в Т. р., явно указывают на 20‐е гг.:

«Двадцать второго (декабря. – Б. С.) было напечатано: «Драматург Клинкер в беседе с нашим сотрудником поделился сообщением о пьесе, которую он намерен предоставить Независимому Театру. Альберт Альбертович сообщил, что пьеса его представляет собою широко развернутое полотно гражданской войны под Касимовым. Пьеса называется условно «Приступ». В данном случае имеется в виду пьеса Владимира Михайловича Киршона о 26 бакинских комиссарах «Город ветров», которую он в конце 1928 г. читал мхатовцам. Она легла в основу оперы Льва Константиновича Книппера «Северный ветер», которую поставили в Музыкальном театре имени Немировича-Данченко в 1930 г. Таким образом, здесь действие Т. р. относится к концу 1928 г. Ирония же Булгакова заключается в том, что под городом Касимовым Рязанской губернии никаких боев в гражданскую войну не происходило, и он неизменно оставался в руках красных.

17‐го же декабря Максудов читает в газете: «Известный писатель Е. Агапенов усиленно работает над комедией «Деверь» по заказу Театра Дружной Когорты». (Там же.) Театр Дружной Когорты – это Театр имени Вахтангова, а прототипом Егора Агапёнова послужил Борис Пильняк. Здесь имеется в виду его единственная пьеса, написанная в 1928 г. в соавторстве с Андреем Платоновым – сатирическая комедия «Дураки на периферии» из советского семейного быта. Одна из газет того времени цитировала слова Пильняка: «Поселился у меня, за неимением другой жилплощади, Андрей