она в надежность своего мужа, приходя к мысли о том, что, чем больше она с ним живет, тем меньше его понимает.

Задевало Валерию прежде всего то, что Виктор очень быстро менялся в зависимости от обстоятельств. Утром может думать одно, а вечером, если что-то случится, другое. Во время их досвадебных отношений она даже не замечала, что у него непостоянный характер. Соотносила это с душевностью, с природной эмоциональностью. Жалела, словно ребенка, потому что в его стремлении найти хорошо оплачиваемую работу, резко изменить их общую жизнь ей виделось, что он пытается прыгнуть выше своей головы. Не замечает, что для солидных компаний уже немножечко стар, что для них его опыт преподавания в институте не плюс, а минус, что слишком он по складу своему старомоден и простодушен.

Она не совсем понимала, чем можно будет заняться дома. О своей личной жизни даже не думала, потому что все ее мысли были сосредоточены на Амальке, на ее здоровье, на ее счастье. А еще Валерии казалось, что они смогут с Виктором встречаться и раз в полгода, что они могут быть и дальше вместе, но на расстоянии, что от этого и ей, и ему станет легче. Для того же, чтобы не тратить время впустую, решила все же не отказываться от поступления в аспирантуру. Да и кто знает, что и когда в этом мире потом пригодится?!

Со всей глубиной она осознавала, что стала матерью, а значит, закончилась ее прошлая жизнь и началась новая, в которой она еще мало что понимает.

Но у родителей приоткрылось другое. Ирина Павловна, обрадованная ее приездом и буквально расцветшая на глазах, уже через неделю начала ревновать к ней ребенка. Молодой бабушке хотелось, чтобы к ней, а не к Валерии, просилась Амалия на руки после того, как проснется, чтобы шею ее мужа, который по случаю приезда дочери и внучки снова перестал пить, трогательно обвивала ручонками. Чтобы он, а не Валерия, гулял с Амалькой по саду или по берегу реки. Ей постоянно казалось, что в нужный момент дочь ее за малышкой не уследит: случайно уронит… или та что-нибудь проглотит… или еще что случится… А вот мужу, пусть и общались они почти всю жизнь как кошка с собакой, Ирина Павловна доверяла беспрекословно. Иными словами, не прошло и месяца, как все ее материнские чувства с Леры переметнулись на внучку.

Поначалу нашей героине это даже понравилось. У нее появилось время, чтобы встретиться с подругами, сходить в парикмахерскую, немного заняться спортом, начать просматривать вступительные вопросы к аспирантуре, но чем дальше и медлительнее шли дни, тем капризнее становилась Амалька, тем меньше обращала внимания на нее, тем больше времени проводила то с дедушкой на прогулке (чаще всего во дворе или у родственников, живших неподалеку), то с бабушкой у телевизора в просторной гостиной, а иногда и с семилетней соседской девочкой, которая очень часто приходила к ним в гости. Она могла возиться с Амалькой часами, и Валерии всегда было сложно сказать этой девочке, что она ей мешает.

Серьезно готовиться к поступлению при этом не особенно удавалось. Мать постоянно одергивала Валерию. «Что ты сгорбилась опять? Всю спину себе сломаешь!», «Разогрей молоко!», «Хоть бы грядки раз полила! Что сидеть весь день без всякого дела!», «Ну ты, Лерка, я скажу тебе, и потолстела!» Или выдавала коронное: «С дочерью совсем не занимаешься! Скоро и забудет, как ты выглядишь, а ведь это твоя дочь!»

Говорила это Ирина Павловна с радостью и особенно едко. Валерии хотелось ответить: «А когда же мне заниматься с ней, если она постоянно с вами?!» Но со временем поняла, что идеалом для ее матери была такая картина: Амалия не унимается, плачет, кричит, а вокруг нее и дед, и бабушка, и мать втроем прыгают, сюсюкают, развлекают… Ирина Павловна не задумывалась, что невольно поощряет в ребенке несамостоятельность и капризность.

К началу августа Валерии пришлось прийти к выводу, что остаться ей у родителей не удастся, что психика ее не выдержит подобного издевательства с утра и до ночи, что зря она так надеялась на их моральную помощь.

Чтобы не нагнетать ситуацию, только за день до отъезда она сообщила, что купила билеты на поезд, что уезжает. Провожал ее только отец. У матери от расстройства разболелась голова. Она даже не обняла Валерию на дорогу, только горько, и тоже не притронувшись к ней, посмотрела на внучку. Амалька ехала у деда на руках и радостно трепала его за поседевшие кудри. Рядом с ними шел их сосед, тащил чемодан и полную всяческой еды сумку.

– Ты там, как приедешь, баранину сразу же из фольги достань, и в морозилку! – поучал по дороге расщедрившийся на гостинцы сосед. – И Витьке приготовь! Пусть мужиком себя почувствует! А облепиху хорошо зимой в чай заваривать, когда простуда. Лимончика еще добавишь – и круче всяких лекарств будет.

Отец Валерии молчал, неся любимое чадо. Только когда дочь, уже в поезде, приняла из рук его Амалию, произнес:

– Ну что ж! Сама понимаешь, как тебе правильней будет. Твоя дочь. Только знай, к нам ты всегда можешь приехать. Мы в любой ситуации помогать будем.

Уже обернувшись через закрытую дверь вагона, Валерия увидела крестившего ее вслед отца. По лицу его текли слезы.

– Где ты хотела бы жить? – спросил он, умело вплетая личное и неличное в ткань нашего светского разговора.

– А где хотел бы жить ты? – тут же парировала я, прекрасно зная, что наши ответы сойдутся, а мне не нравится, когда все слишком похоже.

– Немного в Париже, в Риме, когда там нет несусветной жары, а в теплое время года – в Москве.

И даже времена года у нас совпадали.

– Я тоже не люблю жить на одном месте, – ответила я. – На одном месте я теряю себя. У меня начинаются стагнация и усталость. Для того чтобы действовать и творить, мне нужны яркие перемены.

25 лет назад.

– Где ты хотела бы жить?

– Вот в этом домике, который чудом уцелел среди новостроек. Представляешь, все ездят в лифте, а ты ходишь на свой второй этаж по деревянной лестнице, и в твое окно забрасывает ветви яблоня со двора, и моешься ты не в обычной ванной, а в бане.

– А раз в полгода к нам приезжает моя сестра, а раз в месяц – твой брат.

– А по выходным –