– Угорел!

– Как это угорел? – вышла из калитки не верящая в происходящее Тимофеевна. – Ты это что, с ума, что ль, сошел? К нему вон невеста приехала, а он… Угорел?..

– У-го-рел, – отрывисто и четко повторил человек, и, уставив в землю глаза, встал как вкопанный, потому что понятия не имел, что говорить дальше.

Сестра Анатолия не заплакала, так странно ей все это было. Бабушка же, вся побледнев и вцепившись за верхушку забора, чтоб не упасть, произнесла:

– Вот как значит. В последний путь проводить приехала.

И схватившись за крашенный столб забора, она медленно поползла вниз.

3

Потом, сидя на кухне у себя дома, бабушка почти каждый день рассказывала про то, как встретила своего любимого по дороге, корила себя, что не осмелилась подойти, не узнала сразу, не подбежала к нему, что осталась ждать у его сестры до утра, уверяла (и больше себя, чем других), что если бы она была чуть порасторопнее, то горя бы не случилось.

Меня в этих разговорах не брали в расчет, относились как к мебели, которая и слышит, да разве уразумеет? Сердобольные соседки, сестры и дочери бабушки уже наизусть выучили и саму историю, и то, что она о ней думает, и то, какие варианты событий могли бы случиться. Рассевшись на дубовых табуретках (тех самых, которыми гонял когда-то свою семью по квартире мой дед), они молчаливо слушали и кивали. Я же про себя повторяла подхваченную где-то мной фразу: «От судьбы не сбежать!».

Бабушка прожила недолго после этой поездки. Через пару месяцев у нее обнаружили рак, а еще через полгода ее не стало. В моем воображении она осталась все той же девушкой, которая идет ранним утром к озеру, чтобы набрать воды, сталкивается головой со своим соседом, и вдруг они целуются, вспыхивает любовь.

А потом звезды, небо, ночь, маки и две фигурки влюбленных, которые срослись так, что, казалось бы, в вечности не сумеют расстаться.

И снова сменяется кадр. И вот уже моя бабушка мчится на велосипеде по единственной на весь поселок асфальтированной дороге. Волосами ее играет легкий весенний ветер, а белый просторный подол сарафана развивается колоколом, обвивая худые длинные ноги.

Когда ему было 4, он мечтал о новом велосипеде с мигалкой и с оранжевыми фарами, как у соседа Максима.

Когда ему было 14, он мечтал иметь новенький айфон.

Когда ему было 24, он мечтал о девушке, которая бы любила его не за деньги и не за возможность, что он их когда-нибудь заработает, а от всего сердца.

Когда ему было 34, он мечтал поехать на Бали и отдохнуть там от детей, от жены, от босса.

Когда ему исполнилось 44, он хотел зарабатывать так, чтобы о старости было думать не страшно.

В 54 он понял, что счастлив, когда улыбается жена и когда улыбаются дети.

В 64 он начал ходить в церковь и мечтал, чтобы его молитвы о недавно почивших родителях, о не слишком счастливых родных были услышаны Богом.

В 74 он мечтал купить большой и удобный велосипед, чтоб поддерживать здоровье и ездить по любимому парку.

Случайный роман

1

Их роман вспыхнул неожиданно, оттого, что Ирина написала ему СМС, текст которого был прост:

– Я люблю вас!

А в ответ получила весьма банальное:

– Кто вы?

Незамедлительно Ирина ответила:

– Незнакомка!

Ответ тоже не заставил себя ждать и половины минуты:

– А у вас есть блоковская вуаль?

Ирина точно услышала густой мужской голос, то ли смеющийся, то ли смущенный с другого конца Москвы.

– Есть! И даже шляпа!

– Вы издеваетесь надо мной!.. Прекратите играть!.. Вы кто-то из моих студенток?.. – то и дело жужжал телефон.

Но Ирина не могла прекратить.

Азарт разыгрался в ней так, что она бегала из угла в угол по коридору общаги, в которой жила, лишь иногда заглядывая в комнату подруги и оповещая ее о ходе событий.

Подруга тоже уже приподняла голову от потрепанной книжки Шпенглера «Закат Европы», и хоть пыталась еще сосредоточиться на высвеченных под абажуром лампы листах, но взгляд ее мечтательно блуждал в полутемном пространстве.

– Ваша студентка! – эсэмэску за эсэмэской строчила Ирина. – Но это же не клеймо!.. Мне кажется, что в вас такая доброта!.. Мне очень нравится все, что вы говорите! Как вы говорите!..

– Но кто вы? В какой группе вы учитесь? – сделал Алексей Михайлович еще одну попытку узнать, кто же эта странная и такая уверенная в себе Незнакомка.

– Но если я скажу, вы тут же потеряете ко мне интерес. Во всем должна быть загадка! Лучше будем общаться так! Вы будете моим Пламенным рыцарем, а я – вашей таинственной Незнакомкой.

Надо сказать, что назвать Алексея Михайловича рыцарем было достаточно сложно. А уж «пламенным» скорее звучало по отношению к нему издевательски. Ему только что исполнилось пятьдесят. Он был среднего роста, с большим широким туловищем, но худенькими руками. Застенчив и в речах своих крайне не прагматичен: мог спокойно перемещаться из одного века в другой, объявив и начав развивать одну тему, переключиться на другую. А на половине лекции иногда и спросить:

– То бишь, о чем это я? – да еще и вопрошающе посмотреть в глаза студентов.

Но студенты его любили. Он был действительно добр, бесхитростен, очень мягок, и если вдруг говорил о том, чем увлечен сам, то тут же влюблял в свое увлечение каждого, с кем только пытался им поделиться.

Надо сказать, что у Ирины не было к Алексею Михайловичу никаких чувств. Вернее, ей нравился его друг, Эльдар Рудольфович, который вместе с ним преподавал им курс истории древних цивилизаций. И он-то уж точно походил на рыцаря: высокий, накаченный, широкоплечий, с черными, пылающими страстью глазами, с прокуренным голосом и почти с театральной манерой произносить речи, то вскидывая голову, то выводя одну ногу вперед, то распахивая руки ладонями кверху, а то и прижимая одну из них к сердцу. У студенток даже появилось понятие, что неважно, о чем говорит этот восхитительный брюнет. Ходить к нему на лекции можно было лишь для того, чтобы просто на него любоваться.

Он был ярок и современен: подъезжал к старинному зданию института на электросамокате, курил английские сигареты, от него всегда пахло одним из новейших ароматов Кензо, портфель и туфли его были из коричневой,