Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись однажды с работы раньше (разболелась голова) и открыв дверь, он вдруг увидел жену, лежащую на кровати в подушку лицом, а рядом с ней, на этой же самой кровати, сидел Евгений Евграфович (так звали физрука) и гладил Валерию по волосам. Герой наш неуклюже остановился. В глазах у него помутилось. Он даже не совсем понимал: правда это или галлюцинация, а, может быть, сон?! Всего лишь на долю секунды ему захотелось кинуться на Евгения Евграфовича, задушить, избить… отбросить Валерию в сторону, схватить свою дочь и бежать… уехать куда угодно, но так, чтобы «эта лицемерная шлюха» никогда больше их не нашла. Виктор даже сделал предупредительный шаг вперед, но тут в его висок ударило так, что Виктор лишь болезненно произнес:
– Во-от как! Значит, я здесь больше не нужен?
Евгений Евграфович, до этого уверенно и осторожно смотревший ему в глаза, наконец задел рукой плечо Валерии, и та проснулась. Увидев мужа, она вскочила. Глаза ее потемнели, халат распахнулся так, что между ног стала видна промежность:
– Это не то, что ты мог подумать! Это – не то!
Поняв неудачность своей позы, Валерия быстро запахнула халат, вскочила и одним прыжком оказалась возле мужа, схватив его за дрожавшие от возмущения руки.
– Потаскуха… Грязная потаскуха… – жестко отбросив жену, процедил он. – Собирай свои вещи и уматывай! Амалию не отдам! Нам такой матери не надо! Уходите оба!
Валерия уже смотрела на Виктора испуганными и влажнеющими от слез глазами. И тоже не могла понять: правда это или, может быть, снится?
– Убирайся, я тебе говорю… Убирайтесь оба! – звериным шепотом продолжал он.
– Но подождите, Виктор Сергеевич, – вмешался физрук. – Валерия действительно просто-напросто задремала. А мне просто-напросто захотелось ее погладить. Мне просто-напросто стало ее жалко.
«Болван, – думал Виктор, глядя на Евгения Евграфовича презирающим и ненавидящим взглядом. – Двух слов нормально связать не может! Собрание мускулов и костей, мудак! Сволочь!»
– Вы же сами знаете, у Амалии режутся зубы, температура, – продолжал между тем физрук. – Любая мать просто-напросто устает! У нас, я уверяю вас, ничего не было, а если бы и было, то я лично считаю, что виноваты в этом были бы именно вы! Посмотрите на свою жену: она вся вымоталась, целые сутки одна… Ей, может быть, выспаться, себя в порядок привести хочется…
Виктор стоял и не понимал, как у физрука хватает совести так говорить.
– А дочка! – продолжал между тем Евгений Евграфович. – Она ж вас почти не знает!
– Не надо, оставьте нас, – покраснев, произнесла Лера. – Мы сами!
Физрук неохотно ушел. Виктор уже держал на руках начавшую просыпаться дочь и судорожно соображал, что делать: «Снять квартиру?.. Жить с дочерью одному?.. Позвать на время родителей?.. Нанять няньку!.. Завтра же развестись?» Мысли перемешивались в его голове, точно грязное белье в стиральной машине.
– Положи, пожалуйста! – раздался где-то рядом ровный и обволакивающий голос жены. – Поговорим вежливо и спокойно!
– Убирайся! – снова бешено прорычал он.
На лице Валерии точно было написано: «Хоть бей! А с места не сдвинусь!» Между тем боль ударила в висок Виктору так, что он чуть не вскрикнул. «Что со мной?.. Может, я так сильно тогда простудился?»
Он вспомнил, как на выходных ездил на дачу к заведующему кафедрой, чтобы завершить в приятной обстановке одну научную статью, что были там еще две шустрых студентки, одна из которых постоянно задорно смеялась и откидывала за уши спадающие ей на лицо пряди, а другая, чуть построже, то и дело произносила: «Ну посерьезней, Таечка! Посерьезней! И что с тобой сегодня произошло?» А Виктор знал, что с ней произошло: вот уже несколько месяцев, как эта Таечка строила ему глазки, а когда он смотрел на нее, жутко смущалась.
Вспомнил Виктор и то, как после выпитой на четверых кипяченой водки с апельсиновым фрешем хозяин дачи сманил его принять баню, а после бани для пущего удовольствия голым плюхнуться в снег. И Виктор плюхнулся прямо перед девушками, откровенно глазеющими на него, а потом плюхнулся и заведующий кафедрой, и оба они начали кидаться снежками под девический смех. «Идиот, – злобно повторял про себя Виктор. – Какой я все-таки идиот!»
Теперь же ему показалось, что, может быть, из-за перепада температур сердце не выдержало. Где-то Виктор слышал такое.
При мысли о сердце он ощутил, как что-то сильно кольнуло в груди, и на всякий случай схватился за спинку кровати, еще крепче прижав к себе дочь.
– Я согласна, я виновата перед тобой, – продолжала между тем Лера (рука ее чуть подхватила снизу ребенка и попробовала притянуть поближе к себе). – Наша дружба с Евгением Евграфовичем не должна была стать такой близкой. Мне просто нужна была хоть чья-нибудь помощь. Заметь, я тебя ни в чем не виню… Только себя… Он действительно очень привязался к Амальке… У него же нет своих детей… Человек просто решил помочь. Что же в этом плохого?! Пойми!
– Просто решил помочь? – попытался было бешено заорать Виктор, но вместо этого услышал свой неуверенный и непривычно бесцветный шепот. Уже проснувшаяся дочь вместо того, чтобы хныкать, как она это делала постоянно, смотрела на него испуганно и удивленно, будто понимала, что что-то случилось.
Валерия ничего не ответила. Она села на кровать и закрыла глаза, а через минуту Амалька вскричала так, будто все это время готовилась к настоящему крику. Буквально выхватив из рук незадачливого отца свою дочь, юная мамаша стала носиться по комнате туда и сюда. Но чем больше пыталась Амальку успокоить Валерия, тем больше та заходилась в истерическом плаче.
Тем временем Виктор, ежесекундно думающий о том, чтобы встать и снова выхватить дочь, вместо этого лег и точно провалился в кровать и в подушку. Ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать детского плача, который то уходил в коридор, то возвращался и разрастался опять.
Наконец где-то из глубин пространства решительно прорвалось:
– Лера, давай помогу! – в дверях вырисовалась фигура физрука, пытавшегося казаться маленьким и не собой.
– И я могу! – показалась рядом с ним вытянутая и заостренная кверху экономистка.
– Да, помогите! – неожиданно для себя прохрипел Виктор, сев на кровати и пытаясь встать. – Что уж поделаешь?! Помогите! – еще произнес он, но этой его фразы никто не услышал, потому что голос у него