с Нечаевым. На Бакунине сильно сказалось влияние Запада. Дело в том, что не вся русская революционная оппозиция оставалась в России. Многие бежали заграницу и образовали здесь эмиграцию, которая оставалась верна русским настроениям и мышлению, но которая тем не менее не могла не подвергнуться воздействию Запада. Условия их родины предрасполагали их к самой решительной оппозиции против всего существующего. Им все казалось недостаточно революционным, и они охотно примыкали к самым радикальным движениям Запада. Хотя условия в России созрели тогда, самое больше, для буржуазной революции, — русские эмигранты в большинстве своем были социалистами. Одним из самых выдающихся среди них был Бакунин, который приехал в Берлин в 1840 г., когда ему было 26 лет, и с тех пор почти безвыездно жил в Западной Европе, за исключением десятилетия 1851–1861 гг., которое он провел частью в тюрьме, частью в Сибири. Западная Европа оказала, поэтому, на его развитие почти такое же влияние, как и Россия.

Но и за границей он оставался верен русской заговорщической психологии. В 1864 г. он во время своего пребывания в Италии, этой родине карбонариев, основал тайное общество: «Союз революционных социалистов».

В том же году в Англии был основан Интернационал. Когда он к 1868 г. вырос во внушительную силу, Бакунин примкнул к нему, и в нем близко столкнулся со сторонниками массового движения и массовой организации.

Во Франции — под влиянием Прудона — сторонники этого движения придали ему не политический, профессиональный характер. Маркс мирился с этим, поскольку трудно было надеяться на возможность успешной политической деятельности под ярмом Империи. Но уже в Англии и в Германии рабочие боролись за всеобщее избирательное право. И противоречие между прудонизмом, отвергавшим всякую борьбу за политическую власть, и марксизмом, видевшим в классовой борьбе — борьбу политическую, не могло не проявиться.

Бакунин, верный своей заговорщической психологии, относился отрицательно к марксизму. Он углублял указанное противоречие тем, что повсюду, где ему приходилось иметь дело с массовым движением, поддерживал его не политический характер.

Он попытался соединить прудонизм с бланкизмом. От первого он взял идею анархии, но вульгаризовал ее, придав ей черты распущенной, яростно возбужденной, наэлектризованной, готовой ко всякому разрушению народной толпы. Руководство же этой неорганизованной, хаотической массой он отдавал в руки небольшого числа строго дисциплинированных заговорщиков, сами себя назначивших диктаторами всего движения.

Эта теория получила особое распространение потому, что среди заговорщиков России, Италии и Франции преобладали интеллигенты, обладавшие известным превосходством по сравнению со своей совершенно необразованной народной массой.

Так — появление России в среде Интернационала создало почву для создания нового типа заговора.

Этот новый тип характеризовался тем, что тайная организация была заговором не только по отношению к правительству, но и по отношению к собственным партийным товарищам, которыми организация должна была руководить так, чтобы они этого не замечали. Кроме того, новый тип отличался от бланкизма тем, что русские заговорщики брали себе смелость руководить пролетарским движением всех стран, — и это на основе мышления и опыта самой отсталой страны.

С этим Маркс никак не мог согласиться. 29 апреля 1870 г. Энгельс писал ему:

«Замечательная идея — установить единство в европейском пролетариате путем подчинения его русскому командованию». («Переписка», т. IV, стр. 275.)

Дело дошло до борьбы между Бакуниным, представителем идеи диктатуры и анархии в социалистическом движении, и Марксом, отстаивавшим по уполномочию выборного Генерального Совета принципы демократизма в партии. В результате этой борьбы погиб Интернационал, первая, но, к сожалению, не последняя цветущая организация пролетариата, падающая жертвой диктаторских вожделений.

д) Большевизм

Когда в 1889 г. был основан новый Интернационал, положение было совсем иное. Марксизм одержал победу по всей линии, бланкизм (в старом смысле) и анархизм были уже совсем изжиты. Бланкизм, как заговорщичество, совсем исчез, анархизм выродился в ничтожную группу.

Марксизм победил даже в России, несмотря на огромные препятствия, которые ставила ему там экономическая и политическая отсталость. Сознание экономической отсталости заставляло марксистов приходить к выводу, что России еще далеко до той зрелости, какая необходима для построения социалистического общества. Но более нетерпеливую часть социалистов эта отсталость приводила к иному совершенно не марксистскому воззрению, будто те своеобразные условия, в которых жило русское крестьянство, являются более благоприятными предпосылками для осуществления социализма, чем развитый промышленный капитализм и многочисленный пролетариат, которых в России тогда еще не было.

С другой стороны, полное отсутствие какой бы то ни было политической свободы способствовало непрерывному возникновению заговоров. Что восстания не имеют никаких шансов на успех, это было ясно давно. Но это не мешало заговорам все наново возникать, они лишь стали принимать иной характер. Вместо восстаний на первый план выдвинулся индивидуальный террор. Тип заговорщика, развившийся при этих условиях, был много симпатичнее нечаевского. Индивидуальный террор, подготовка покушений не требовала такого большого аппарата, как подготовка восстания. Такое дело могла выполнить небольшая группа лиц, иногда даже один человек. Это доводило самопожертвование отдельных лиц до героических размеров, но в то же время не вызывало необходимости в диктатуре внутри организации. Не было более нужды в слепом повиновении организации неизвестному центральному комитету. В узком кругу товарищей, друг друга превосходно знавших, не было различия между командующими и командуемыми. И в этих условиях не могла развиться та холодная расчетливость, которая свойственна некоторым вождям заговорщиков, видящих в членах организации лишь пушечное мясо, которое можно приносить в жертву без зазрения совести. Герои индивидуального террора подставляли под петлю свою шею, а не чужую.

Но их выступления, несмотря на всю их привлекательность и вызываемое ими воодушевление, были заранее обречены на неудачу, подобно прежним попыткам достроить на крестьянстве революционное движение.

Прочный базис для массового движения создавался в России лишь по мере развития ее промышленности и усиления пролетариата.

Этим были созданы предпосылки для марксизма и в России, и он стал снова распространяться после того, как «хождение в народ» и индивидуальный террор обнаружили всю свою бесплодность. Еще в середине 70-х годов сторонники Лаврова пытались создать социалистическое движение среди городских рабочих. В 1880 г. Плеханов, Аксельрод и Вера Засулич впервые развернули знамя чистого марксизма. В 1883 г. они в союзе с Л. Дейчем образовали в Швейцарии «Группу Освобождения Труда». Но только в 90-х годах марксизм в России приобрел известное значение. После того, как в ряде городов создались социал-демократические рабочие организации, в 1898 г. состоялся первый съезд этих организаций, положивший начало «Российской социал-демократической рабочей партии». Среди представителей молодого поколения социал-демократов особенно выделились Мартов и Ленин.

Какой силы достигла вскоре русская социал-демократия, показали выборы во вторую Думу в 1907 г. Социал-демократы получили 69 мест,