Мы даже хотели с ним после этого отправиться в путешествие по Европе, мечтали побывать в Венеции и Риме, но потом решили вначале поменять крышу над головой и подобрать что-нибудь поприличнее. Выбрали вот эти апартаменты, я их сама обустроила. Ремонт в них делался по моему вкусу, муж тут полностью положился на меня. Костя ушёл со службы и после некоторого времени даже предложил перебраться нам в столицу, но я не захотела переезжать. В Санкт-Петербурге для меня слишком сырой климат. А тут началась война на Балканах… Ну, ты же знаешь Костика, как же он мог остаться в стороне?! Вот и рванул туда, надумал спасать братьев-славян и сложил там свою буйную головушку… Ну а я после этого стала богатой вдовой, – горько усмехнулась Надежда. – Теперь живу как в осаде. Ты не представляешь, Николай, сколько я за последний год наслушалась предложений руки и сердца!

– И что же, ты всем отказываешь?!

– Не нашлось достойного. Я подозреваю, что все, кто мне предлагал руку и сердце, на самом деле предлагали их не мне, а моему состоянию. Даже мой сосед, главный полицмейстер города, поначалу пытался приударить за мной, а когда получил решительный от ворот поворот, то стал навязывать мне сыночка-оболтуса, картёжника и бабника. Да и банкир, живущий с другой стороны от меня, тот ещё гусь… А всего, ты не поверишь, почти двадцать мужчин сделали мне предложение или подавали намёки. От генерала и до средней руки чиновников. Тяжело быть молодой вдовой. И особенно при этом очень богатой!

– Да уж, и не говори, это какой-то крест… – невольно улыбнулся Соколовский, отреагировав на шутку Нади. – Многие не могут успокоиться, что рядом с ними богатая и привлекательная вдовушка.

– Ну а я, хотя и могу теперь бездельничать, всё-таки работаю. Руковожу попечительским советом в одной общественной организации, которая занимается судьбой сирот. Вот свёрток, который мне передал на входе консьерж, это бумаги с заявками на различные лекарства, необходимые двум сиротским домам в нашем городе. А ещё я этим домам покупаю одежду и продукты, и постоянно привожу деткам игрушки. Я даже хотела удочерить одну девочку после гибели мужа, чтобы не быть одинокой, однако, к сожалению, с этим делом у меня не получилось. Девочка, которую я выбрала, болела, и, пока я оформляла на неё документы, её не стало. – Глаза у Нади при этих словах затуманились. – А давай ещё с тобой выпьем?!

– Давай!

На этот раз уже Соколовский разлил смородиновку по фужерам.

Они с Надей вновь выпили.

Надя выпила до дна её и продолжила:

– Но я не только занимаюсь благотворительностью, я делаю для некоторых учреждений и организаций переводы, в основном с немецкого и французского, реже с английского, иногда пишу статьи в местные газеты. Впрочем, я не хочу устраиваться в штат журналисткой, хотя мне и предлагали… Теперь я вольная птица. Мне так удобнее! Лучше всего быть самой себе хозяйкой! В свободное время хожу по выставкам, в театр, несколько раз ездила к родителям в Самару… Побывала и в столице, и на море…Ну что я всё о себе, да о себе, ты-то как?

Надя и поручик ещё долго беседовали и уже далеко за полночь хозяйка спохватилась:

– Ой, ты, наверное, с дороги хочешь отдыхать? Тебе в одной из спален Варя постелила, пойдём, я покажу!

Надя взяла подсвечник и повела Николая в спальню. Они прошли в дальнюю часть апартаментов, и Надежда показала Соколовскому, где для него уже приготовили постель.

– Отдыхай… – произнесла Гриднёва и после некоторой заминки добавила: – Если что понадобится, можешь мне сказать. Я очень поздно отхожу ко сну.

Последние слова были произнесены ею с явным намёком, но Соколовский сделал вид, что этот намёк не понял.

Когда Николай остался один, он почувствовал, что его клонит ко сну. Кровать была под стать апартаментам – она оказалась поистине королевской, на такой огромной Николай никогда ещё не возлежал. Он тут же утонул в её объятиях, и даже не погрузился, а c головой провалился в царство Морфея.

Однако буквально через полчаса в спальне, где он спал, скрипнула дверь.

В спальню со свечкой вошла Надя.

Она столько времени ждала этого и теперь не собиралась отступать. Раньше между ней и Николаем стоял Костик, но теперь-то никто их не разделял.

Глава восьмая

Как же ждала Надя этого момента! Почти три года она была замужем за Олейничевым, и все эти три года она постоянно вспоминала Николая. Она мучилась, каждодневно себя ругала и обещала сама себе раз и навсегда его забыть и никогда больше о нём не вспоминать, но всё было напрасно. Он не выходил у неё из головы. Когда до его приезда в Омск оставалась последняя неделя, она начала считать часы, а за два-три дня перед его появлением она лихорадочно принялась готовиться к встрече с ним. Она перебрала ворох французских журналов и стала советоваться с близкой подругой, как при встрече ей выглядеть не вызывающе и вместе с тем сногсшибательно.

– Это о-о-он?.. Ну, о ком я думаю? Ведь так, я права же? – спросила её подруга, хозяйка магазина модного платья и дамских шляпок, Нина Малинович, которая была замужем за польским ссыльным, участвовавшим в антиправительственных выступлениях 1905-1907 годов, охвативших не только центральные российские губернии, но и земли царства Польского, находившегося в личной унии с домом Романовых.

Муж Нины Юзеф Малинович был активным участником Лодзинского восстания, охватившего крупнейший промышленный центр Привисленских губерний, город Лодзь, после того как в нём ухудшилось экономическое положение в связи с начавшейся Русско-японской войной. В то время этот город с населением в 670 тысяч человек и с большим количеством суконных, ткацких и хлопчатобумажных предприятий, производивших почти четверть лучшего текстиля в Российской империи, был соперником Варшавы. И вообще Лодзь был не только мощным промышленным центром, на предприятиях которого трудились десятки тысяч рабочих, но и входил в разряд самых крупных городов империи, наряду с обеими столицами, а также с Одессой, Ригой, Казанью, Ростовом, Харьковом и Баку.

Инженер-механик Юзеф Малинович поддержал забастовку рабочих своего предприятия, а трудился он на знаменитой Белой фабрике у еврейского фабриканта Людвига Гейера. Волнения начались после того, как казаки жёстко обошлись с демонстрацией рабочих и убили одного из демонстрантов Ёжи Грабчинского, зарубив его шашкой, и на следующий день, когда этого рабочего хоронили, стали раздаваться уже не только экономические, но и политические требования. На колонну хоронивших поляков, после того как она вышла за ворота кладбища, вновь