Сергей вздохнул.

– Ну, что с тобой делать будешь?!

Честно говоря, вечерок был не ахти, и Серёга, сидя рядом со мной, откровенно скучал. Он вяло хлопал плоским и затёртым почти до дыр шуткам и прибауткам, доносящимся со сцены и, кажется, дождаться не мог окончания сего мероприятия.

– Потом ещё танцы! – напомнил я.

Сергей взглянул на часы.

– Не, старик, ты извини! Я не могу.

Со сцены прозвучала очередная «бородатая» шутка и мы с Серёгой снова вяло ей похлопали.

– Я тебя провожу, – пообещал я, и вдруг заметил, что Сергей очень уж внимательно смотрит на сцену, проследил направление его взгляда… и сердце моё словно ухнуло разом в какой-то ледяной бездонный колодец. На сцене была Наташа, не одна, много их там было… но я уже минуты единой не сомневался: Сергей смотрит именно на неё!

А потом торжественно-концертная часть подошла к концу.

– А сейчас дискотека! – торжественно объявил ведущий. – Прошу всех в фойе!

– Ну что, пошли, провожу? – торопливо проговорил я, словно утопающий за соломинку, хватаясь за последнюю возможность увести отсюда Сергея. Сейчас же, сию же минуту увести…

Наверное, все мы, в некотором роде, провидцы, особенно, ежели речь идёт о грядущих неприятностях. И всё же, неужто я и в самом деле смог предвидеть тогда то, что случиться чуть позже? Или это мне сейчас так кажется?

А Сергей всё смотрел и смотрел на сцену, туда, где…

Впрочем, Наташи там уже не было, и у меня немного отлегло от сердца. Ненадолго, правда…

На танцы мы остались. Сергей почему-то передумал, хоть и не танцевал.

Что же касается меня, то я сразу пригласил Наташу. Мы танцевали, трепались о том, о сём…

– А почему твой друг не танцует? – неожиданно поинтересовалась Наташа. – Не умеет?

– Не хочет, – сказал я, тщетно пытаясь вернуться к спасительной беседе «о том, о сём». – Слушай, ты курсовую уже начала?

– А как его зовут? – вновь перебила меня она.

– Сергей, – с плохо скрываемой досадой пробормотал я, сердцем чувствуя, что всё это неспроста.

– Красивое имя! – сказала Наташа, и в это время танец закончился.

Я проводил Наташу на её прежнее место (то есть, к тем двум девчонкам курсом постарше, с которыми она делила комнату), и снова вернулся к Серёге.

– Ты почему не танцуешь?

Сергей лишь молча пожал плечами.

– Тогда, может, пойдём?

Сергей вторично пожал плечами, улыбнулся рассеянно.

– Да, кстати, а кто это?

– Кто? – я сделал вид, что не понял, хотя всё отлично понял. – О ком ты?

– Ну, та, с которой ты танцевал…

Всё рухнуло.

– Это Наташа, – проговорил я каким-то чужим, почти деревянным голосом. – Если хочешь, я вас познакомлю.

Сергей, видно, почувствовал что-то неладное, внимательно на меня посмотрел.

– Да нет, не надо! – сказал он как можно более безразлично. – Тем более, что мне и в самом деле надо идти…

– Вместе пойдём? – обрадовано предложил я, но Сергей лишь отрицательно мотнул головой.

– Нет, ты оставайся. Я ведь не домой, у меня там одно дело имеется…

И он повернулся, было, чтобы уйти…

И надо же такому случиться, чтобы именно в это самое время кретин-ведущий объявил белый танец… и я вдруг увидел, как Наташа направляется к нам через весь пустой ещё зал. Напрочь позабыв о Серёге, стоящим рядом, я, конечно же, решил, что это она меня хочет пригласить, и успел ещё даже здорово этому обрадоваться… и даже сделал шаг ей навстречу…

Наташа, мило улыбнувшись мне, как старому доброму знакомому, неожиданно прошла мимо и остановилась возле Сергея.

А потом они танцевали. Весь вечер. Да и во время перерывов стояли рядом, держась за руки. А я…

Я тоже танцевал. И тоже мило улыбался всем тем, с кем имел честь танцевать. А потом ушёл. По-английски…

Они, кажется, этого даже не заметили. Не до того им было…

Всю долгую ночь бродил я по весеннему спящему городу. Бродил и переживал. Красиво так переживал, по киношному…

Сейчас мне самому даже смешно чуточку, но тогда… тогда мне было совсем не до смеха.

Особенно после того, как я, всё ещё на что-то надеясь, решил звякнуть Серёге из автомата. Телефон долго сигналил длиннющими гудками, и я уж было решил, что Серёга, проводив в общагу Наташу, ещё не успел вернуться домой, как вдруг трубку подняли.

– Сергей? – спросил я дрожащим от волнения голосом, и совершенно неожиданно услышал в трубке такой знакомый Наташин голос:

– Сейчас позову! – и куда-то в сторону: – Серёжа, тебя!

Я бросил трубку и, выбежав из телефонной будки, долго не мог сообразить, где я и что со мной…

Из стихов Волкова Александра

Послушайте:

я расскажу о том,

как был шутом…

Хоть не был я шутом!

Хоть я

ни разу в жизни

не шутил!

Но вот

однажды ночью

ощутил,

что я играл

чужую роль шута…

Что я шутил,

не раскрывая рта…

* * *

А наутро Наташа, как ни в чём, ни бывало, пришла и села рядом со мной. Она, правда, немножечко опоздала, лекция уже началась.

– Приветик! – шепнула она мне и улыбнулась.

– Здравствуй! – буркнул я и принялся с преувеличенным вниманием слушать зануду-профессора, время от времени делая какие-то записи.

Наташа искоса посмотрела в мою сторону, потом тоже достала конспект и тоже принялась там что-то писать. Так продолжалось минут десять, потом она не выдержала.

– Ну, хватит дуться! – почти умоляюще сказала Наташа и положила узенькую свою ладошку на мою правую руку. – Ну, чего ты?

– Я ничего! – снова буркнул я, немедленно убирая руку, и несколько театрально пожал плечами. – Я в норме!

– Так уж?

Мы снова замолчали и молчали до самого перерыва.

– Ну, хватит уже! – почти сердито сказала Наташа, крепко ухватив меня за локоть. – И, вообще, пошли отсюда!

– Ещё две лекции! – напомнил я. – А скоро экзамены!

– Пошли, я сказала! – и добавила уже мягче: – Пошли, мне надо поговорить с тобой.

А потом мы долго и молча шли всё по тому же старому, но уже вовсю весеннему парку.

– Нет, я так больше не могу! – сказала Наташа и, остановившись, тесно ко мне прижалась. – Ну, что ты всё молчишь и молчишь?

Я пожал плечами.

– А что говорить?

Наташа вздохнула, отпустила мою руку и медленно пошла по залитой щедрым мартовским солнцем аллее. Потом остановилась.

– Ты извини! – быстро проговорила она, не оборачиваясь. – Так получилось. Ты хороший, добрый… ты лучше всех, кого я знаю…

Не договорив, Наташа замолчала, а я уныло подумал,