окруженная березами. Она спускалась к источнику, вода в котором была солоноватой на вкус и приятно пощипывала язык пузырьками. Однажды Иоганн Якоб видел здесь семейство лосей, в другой раз – вислоухого зайца, который прибежал на водопой. Возле родника было небольшое возвышение, походившее на постель: ровная земля была покрыта густым травяным ковром. Мастер ложился у самого ручья, оставляя место возле себя свободным. Он представлял себе, что из чащи выходит Андреас: с лукавой улыбкой, нежными чертами лица и неуклюжей юношеской статью. Паренек ложился рядом, брал Иоганна Якоба за руку и до боли сжимал ее в своей горячей руке. Что они делали потом, мастер никогда не успевал представить: вечно какая-нибудь букашка заползала под одежду и прерывала его грезы – природа есть природа. В одном мастер был уверен: Андреас вернется, и они станут друзьями.

Эти прогулки придавали его телу – легкость, голове – ясность, а лицу – улыбку. Иоганн Якоб приходил домой преображенный. В такие дни он не заказывал еду на постоялом дворе, а обедал в таверне. Потом спал. Перед сном брал в руки Андреаса – продавца апельсинов, гладил непокрытую шляпой головку и разрез на груди – где рубашка соскользнула, – любовался коричневыми, красными и желтовато-телесными красками, которые столь удачно подобрал молодой Флах, и скользил пальцами по крепким полным икрам и по тому месту, где кожа оголилась под сползшим чулком. Он представлял Андреаса в своей постели, и ничто уже не могло помешать друзьям. Мастер смотрел в небо за окном, где сгустками скучивались облака, а после засыпал счастливым сном до вечера.

Однажды Иоганн Якоб был неосторожен, и фарфоровый Андреас стукнулся рукой со шляпой о ножку табурета. Правда, ему повезло. «Тут они и будут биться – это их слабое место», – подумал мастер. Он представил себе, что будет, если кисть руки вместе со шляпой отлетит от тела и затеряется после похожего удара. Реставратор вряд ли станет восстанавливать шляпу – проще слепить из гипса кисть и подклеить к руке. «А если воображение позволит, он вложит в нее кругляшок плода».

И еще одно событие произошло в жизни Иоганна Якоба. Вскоре после дня рождения герцога мастер пошел на рынок купить новое перо. Возвращаясь домой, он увидел молодую нищенку, перед которой лежала груда лохмотьев. Иоганн Якоб прошел было мимо – не в его обыкновении было подавать милостыню, – но краем глаза уловил знакомые черты и остановился: перед ним сидела дочь краснощекой зеленщицы.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Иоганн Якоб и устыдился своего вопроса: девушка явно побиралась. – Разве твоя мать не торговала на этом месте? Где она?

– Господин знал мою мать?

– Конечно, я покупал у нее овощи, – соврал Иоганн Якоб и покраснел: что подумает о нем нищая? Ведь мужчины не ходят на рынок за продуктами – это женское дело. Но девушка была слишком слабой и голодной, чтобы думать.

– Мать преставилась год назад. Прямо тут, на рынке.

Груда лохмотьев вдруг ожила и заголосила, и девушка потянулась к ней. Среди тряпок Иоганн Якоб увидел сморщенное личико с зелеными глазами.

– Я жила у тетки в деревне, но у нее больше нет для нас еды.

– Где ты теперь живешь?

– Нигде.

– Умеешь готовить?

– Будьте покойны, господин, я хорошо готовлю. Мать научила.

– Хочешь быть моей кухаркой?

– Я все делаю: и убираю, и стираю. Не пожалеете.

– Ну вот и прекрасно.

С этого дня Марта с сыном Андреасом поселились у Иоганна Якоба на кухне. Теперь уже не надо было сдавать белье в стирку и заказывать еду. Марта замечательно справлялась с хозяйством. Сначала молодая женщина старалась не попадаться мастеру на глаза, но со временем привыкла и даже стала есть за одним столом с ним. Мастер доверял ей деньги, и Марта приносила ему отчет о покупках. На рынке ее все знали; к тому же она умела торговаться, а потому цену всегда платила самую низкую.

В доме прочно установился запах еды – запах благополучия и комфорта. Иоганн Якоб ел чечевицу с сосисками и клецками, телячий рулет, ветчину, печеночную колбасу, пирожки с капустой и суп с домашней лапшой и жареным луком. На стол подавались шпецле, маультеше, шупфнудельн, телячьи потроха. Зимой мастер запивал это глинтвейном, а летом – рислингом, сильванером и мюллер тургау. Рубиново-красный троллингер и местное пиво не переводились круглый год. На сладкое бывали имбирные пряники – которые особенно любил маленький Андреас, называя их громко «ау» и при этом хлопая в ладошки, – а по праздничным дням даже линценторте.

Уже через месяц мастер раздобрел, щеки его стали розовыми, а панталоны и камзол – тесными. Пришлось покупать новое платье. Счастье еще, что кафтан у Иоганна Якоба был большой – всегда висел на нем. Теперь же он сидел как влитой. Марта тоже поправилась и повеселела, правда, прежний румянец на ее щеки так и не вернулся. Девушка оказалась разговорчивой, иногда даже чересчур. Марта болтала обо всем и всех, но только не об отце ребенка. Правда, Иоганн Якоб и так всё знал.

Однажды во дворике фрау Зиглер за один день исчезли все сорняки. Цветов, правда, не добавилось. Марта была девушка практичная и на небольшом участке засеяла петрушку, укроп, лук и чеснок. А в середине двора возникла куча песчаной земли, которую привез на телеге какой-то работник. Вокруг нее он прорыл глубокие траншеи и уехал. А Марта долго возилась, сажая что-то глубоко в песчаную кучу.

– Тут будет спаржа.

– Я люблю спаржу, – обрадовался Иоганн Якоб. – Но, наверное, она будет только в апреле-мае?

– Да, через три года, – засмеялась девушка.

Закончился рабочий день, и мастер пошел домой. Как всегда, на столе его ждал горячий ужин. Иоганн Якоб подозревал, что Марта выбегала на угол Фордере Шлосштрассе выглядывать его, а увидев вдали, мчалась домой, чтобы накрыть на стол к его приходу. Вот и сейчас девушка встречала его в новом платье, красочной жилетке и босиком. Густые волосы, заплетенные в две тяжелые косы, украшала цветная лента. Иоганн Якоб как будто впервые увидел Марту: «Завтра вылеплю ее как крестьянку-сеятельницу», – подумал он и сел к столу.

В этот вечер для маленького Андреаса мастер вырезал из дерева коня с пышной гривой и страшной зубастой пастью. Мальчик тут же сунул игрушку в рот, а потом вынул и начал бить ею об пол.

– Лошадь понравилась! – улыбнулась Марта.

Голова коня треснула и отвалилась – ребенок зарыдал. Мать схватила его и отнесла в кухню, на топчан с набитым соломой тюфяком. Вскоре малыш заснул, и