– А о чем я, по-твоему, думаю?

Он разлепил ресницы и долго не отводил взгляд от моего лица, будто увидел в нем что-то, чего не замечал прежде.

– Сюда, старший инспектор!

Я вздрогнула, узнав голос леди Конли, и поспешно накрыла Оливера одеялом. Его мать раздвинула шторки и предстала перед нами в сопровождении Эткинса. Уступив ей стул, я смущенно ретировалась за занавески. Полицейский проводил меня хмурым взглядом.

– Я приехала в Кембридж первым же поездом, как только мне телефонировали, что ты пришел в себя, – сказала леди Конли, обращаясь к сыну. – Внизу я встретила старшего инспектора, который вчера арестовал настоящего убийцу.

Оливер изумленно уставился на Эткинса:

– Так значит, это была не Софи? Она не убивала графиню?

– Вижу, вы больше не настаиваете на своей виновности, мистер Конли? – прищурился старший инспектор.

Оливер насупился, бросил быстрый взгляд на меня и холодно произнес:

– Раз вы нашли убийцу, и это не Софи Кронгельм, признаю: я вам солгал, сознавшись в том, чего не совершал.

– Чтобы спасти свою подружку? – поразилась леди Конли.

Я была удивлена не меньше: Оливер солгал ради меня!

– В конечном итоге вы оба оказались непричастны к этому делу, – констатировал Эткинс. – Вчера вечером я произвел обыск в квартире профессора Кэннона и обнаружил в ящике его письменного стола ключ от секретера графини. На ключе отпечатки пальцев профессора. Мотив – ограбление – налицо. Кэннон всё отрицает, но у него нет алиби. Уверен, мы найдем и деньги, это лишь вопрос времени, – старший инспектор повернулся к Оливеру. – Я пришел объявить вам, мистер Конли, что вы больше не арестованы и можете покинуть Кембридж, когда пожелаете.

Почтительно попрощавшись с его матерью, Эткинс коротко кивнул мне и вышел. Рыжеволосая дама протянула к лицу Оливера руку в замшевой перчатке, но он отвернулся. Застыв на долю секунды, леди Конли с восхитительным самообладанием опустила руку и сухо произнесла:

– Я поговорю с главой колледжа о твоем восстановлении в университете. Думаю, ты понимаешь, что твое поведение отныне должно быть безупречно. Никаких интрижек до конца обучения!

Я снова поймала на себе взгляд Оливера.

– Ты просишь, чтобы я порвал с мисс Кронгельм?

– Это не просьба, мой мальчик. Это обязательное условие, без которого ты не сможешь получить степень. От этого зависит твоя карьера в министерстве иностранных дел. Я уверена, что мисс Кронгельм не настолько эгоистична, чтобы лишить тебя будущего, в которое твой отец вложил немало усилий.

– Если я дам слово, что не стану встречаться с Оливером, доктор Уэйд пересмотрит вопрос об отчислении? – обреченно вымолвила я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног.

– Полагаю, я смогу его убедить.

Леди Конли выжидательно смотрела на сына.

– Прекрасно, – сказал он безразличным тоном. – Раз мисс Кронгельм проявила такую потрясающую чуткость, я ничего не имею против.

– Прощай, Оливер, – вставая, проговорила его мать. – Идемте, мисс Софи, нам с вами по пути.

Этот путь мы проделали в молчании, которое лишь раз было нарушено леди Конли:

– Подозреваю, что пообещать можно всё, что угодно, а вот сдержать данное слово на поверку окажется гораздо труднее.

– Не оскорбляйте меня своими подозрениями, мадам. Думаю, вы уже поняли, что благополучие вашего сына для меня важнее, чем для него самого. Я сдержу слово, однако не могу поручиться, что до конца семестра он не увлечется кем-нибудь еще.

Прошло два дня. Я не торопилась расспрашивать Катю о местонахождении Томаса Уэйда в ночь убийства, ведь теперь никто не сомневался, что его совершил профессор Кэннон.

– Старший инспектор Эткинс считает, что Уилфрид сделал предложение Вере, но встретив отказ, решил получить деньги другим способом, – сказала мне Мэри, когда мы шли из часовни после утреннего богослужения. – Я возвращаюсь в Мидлсекс.

– Вы подадите на развод?

– Да, душенька. Жаль, что я не сделала этого раньше, – Мэри немного помолчала. – А как твой друг Оливер? Я слышала, Томас Уэйд дал ему еще один шанс.

– Это так. Доктор взял с меня торжественную клятву, что я больше не стану спать с Оливером.

Миссис Кэннон вздохнула.

– Тебе следует подумать о замужестве, составить партию уважаемому и состоятельному джентльмену и смириться с суровой правдой жизни: нам не переделать под себя тех, кого мы любим. Мой знакомый Джон Голсуорси – писатель, между прочим – однажды заметил, что женщине вечно нужна душа, а мужчины довольствуются телом. По-моему, очень верное наблюдение. Я посоветовала ему упомянуть об этом в каком-нибудь романе.

– Вы точно не хотите задержаться в Кембридже? Мне будет вас не хватать…

Перед обедом Катя нашла меня в саду.

– Вечером у нас гости. Томас решил устроить для миссис Кэннон прощальный ужин. Также приглашены проктор Уолш, мистер Барретт и мистер Грир.

Я молча кивнула.

– Не могу избавиться от мысли: если бы maman не оказалась такой щепетильной, если бы только приняла предложение профессора, она была бы сейчас жива!

– Щепетильной? – воскликнула я. – Так ты называешь отказ платить мужчине за секс?

Катя вспыхнула.

– Как ты порой невыносима, Софья! Я считаю, что секс – не самое главное в браке. Уважение и взаимопонимание – вот что важно!

– Вероятно, у вас с Томасом так и есть.

– Maman что-то тебе говорила? – слегка нахмурилась сестра.

– О чем? – я сделала невинное лицо.

– О том, что он… Нет, я не могу обсуждать это с тобой.

– Почему? Только не говори, что я еще маленькая и ничего не понимаю в таких вещах!

Катя вдруг повернулась ко мне и странно посмотрела – мне даже показалось, что в ее глазах сверкнула зависть.

– Это правда, Соня, – проговорила она с болью в голосе. – Ты понимаешь в этом даже больше, чем я. Ты уже женщина, а я… – она закрыла лицо ладонью. – Я не говорю, что Томас привлекает меня, как мужчина, но раз уж он мой муж, я хочу, чтобы он подарил мне детей. Они стали бы моей отдушиной, понимаешь? Но муж не прикасается ко мне…

Она разрыдалась, мы обнялись и долго стояли посреди подстриженных кустов, по которым осень небрежно прошлась охрой и красным кадмием.

– Знаешь, я даже начала подозревать, что дело в другой женщине, – проговорила Катя, когда у нее больше не осталось слез. – В ту самую ночь, когда умерла maman, Томас где-то пропадал около двух часов.

– Что?

– Я принесла тебе какао и легла, но никак не могла уснуть. Я слышала, как он встал и вышел. Мне удалось забыться сном, лишь когда он вернулся.