Ее отец верил: возвращения никогда не бывают случайны.Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить. Иногда сам Господьловит нас за шкирку и возвращает в то место, где мы случайно ускользнули из-подего ока, чтобы исполнить свой приговор — или дать нам второй шанс.

Поэтому, объяснял отец, он никогда не сможет вернуться изизгнания на их родную станцию. У него не было больше сил, чтобы мстить,бороться, доказывать. Ему давно не нужно ничье раскаяние. В той старой истории,что стоила ему всей прежней жизни и чуть не стоила жизни вообще, каждый получилпо заслугам, говорил он. Так получалось, что они обречены на вечную ссылку —исправлять Сашин отец ничего не хотел, а Господь на эту станцию не заглядывал.

План спасения — найти на поверхности не сгнившую задесятилетия машину, починить ее, заправить и вырваться из очерченного судьбойзапретного круга — давно превратился в сказку на ночь.

Для Саши был еще один путь назад, в большое метро. Когда онав условленные дни выходила к мосту, чтобы выменять починенные кое-как приборы,потемневшие украшения, заплесневелые книги на еду и несколько патронов,случалось, ей предлагали куда большее.

Высвечивая прожектором с дрезины ее чуть угловатую,мальчишескую фигурку, челноки перемигивались и причмокивали, подзывали иобещали. Девчонка казалась дикой — молча глядела на них исподлобья,напружиненная, спрятав за спину длинный клинок. Просторный мужской комбинезонне мог смазать ее дерзко вычерченные линии. Грязь и машинное масло на лицезаставляли ее голубые глаза сиять ярче, так ярко, что некоторые отводиливзгляд. Белые волосы, безыскусно обрезанные тем самым ножом, который был всегдазажат в ее правой руке, еле прикрывали уши, прикушенные губы никогда неулыбались.

Быстро сообразив, что подачками волка прикормить невозможно,люди с дрезины пытались подкупить ее свободой, но она ни разу не ответила им.Они посчитали, что девчонка безъязыка. Так было даже проще. Саша прекраснопонимала: на что бы она ни согласилась, ей не купить два места на дрезине. К ееотцу у других слишком много счетов, и оплатить их невозможно.

Безликие и гундосые в своих черных военных противогазах, онине были для нее просто врагами — она не находила в них ничего человеческого,ничего, что могло бы заставить ее замечтаться хотя бы ночью, хотя бы во сне.

Поэтому она просто клала на шпалы телефоны, утюги, чайники,отходила на десять шагов назад и ждала, пока челноки заберут товар и швырнут напути свертки с вяленой свининой и назло рассыплют пригоршню патронов —поглядеть, как она будет, ползая, собирать их.

Потом дрезина медленно отчаливала и уходила в настоящий мир,а Саша разворачивалась и шла домой, где ее ждала гора поломанных приборов,отвертка, паяльник и превращенный в динамо-машину старый велосипед. Она седлалаего, закрывала глаза и мчалась далеко-далеко, почти не думая о том, что никогдане тронется с места. И то, что она сама приняла решение отказаться от помилования,придавало ей сил.

* * *

Какого дьявола?! Каким образом их снова занесло сюда? Гомерлихорадочно пытался найти объяснения случившемуся. Ахмед вдруг заткнулся —увидел, куда светит Гомер своим фонарем.

— Она не отпускает меня… — севшим, почти неслышным голосомпротянул он.

Обступившая их мгла сгустилась настолько, что они еле виделидруг друга. Задремавшая в отсутствие людей, теперь Нагорная очнулась: тяжелыйвоздух отзывался на их слова неуловимыми колебаниями, и неясные тенипробуждались в ее глубине. И никаких следов Хантера… Существу из плоти и кровинельзя победить в сражении с фантомами. Как только станции надоело играть сним, она обволокла его своим едким дыханием и переварила заживо.

— Ты уходи, — обреченно выдавил Ахмед. — Это я нужен. Ты незнаешь, ты здесь редко бываешь.

— Хватит чушь молоть! — неожиданно для самого себя громкорявкнул на него старик. — Просто в тумане заплутали. Пошли обратно!

— Мы не сможем уйти. Как ни беги, обратно вернешься, если сомной будешь. Один прорвешься. Уходи, прошу.

— Все, довольно! — Гомер схватил Ахмеда за кисть и потянулза собой, к туннелю. — Через час меня благодарить будешь!

— Передай моей Гуле… — начал тот.

И невероятная, чудовищная сила вырвала его руку из рукиГомера — резко вверх, в туман, в небытие. Он не успел вскрикнуть — простоисчез, будто в миг распался на атомы, будто никогда и не существовал. За негоистошно завопил старик — словно обезумев, кружась вокруг своей оси, растрачиваядрагоценные патроны рожок за рожком. Потом на его затылок обрушилсясокрушительный удар, какой мог нанести только один из здешних демонов, иВселенная схлопнулась.

Саша подбежала к окну и распахнула ставни, впуская внутрьсвежий воздух и робкий свет. Дощатый подоконник нависал прямо над бездоннойпропастью, заполненной нежным утренним туманом. С первыми лучами солнца онрассеется, и из окна станет видно не только ущелье, но и поросшие соснамидальние горные отроги, и расстилающиеся меж ними зеленые луга, спичечныекоробки рассыпанных в долине деревенских домов и гильзы колоколен.

Раннее утро было ее временем. Она предчувствовала восход иопережала солнце, просыпаясь за полчаса, чтобы успеть подняться на гору. За иххибаркой, небольшой, но вылизанной до блеска, теплой и уютной, вверх по склонузмеилась каменистая тропа, окаймленная ярко-желтыми цветами. Крошка под ногамисползала вниз, и за несколько минут до вершины горы Саша иногда успевала упастьнесколько раз, ссаживая колени.

Задумавшись, Саша вытерла рукавом подоконник, влажный отдыхания ночи. Ей снилось что-то мрачное, нехорошее, перечеркивающее всю еебеззаботную нынешнюю жизнь, но остатки беспокойных видений испарились с первымже прикосновением к ее коже легкого прохладного ветра. И сейчас ей было леньвспоминать, что так огорчило ее во сне. Нужно было торопиться на вершину,поприветствовать солнце, а после, скользя вниз по тропе, спешить домой —готовить завтрак и будить отца, собирать узелок ему в дорогу.

А потом целый день, пока он будет охотиться, Саша окажетсяпредоставлена сама себе — и до ужина сможет гонять неповоротливых стрекоз илетающих тараканов среди луговых цветов, желтых как линкруст в вагонах.

Она прокралась на цыпочках по скрипучим половицам,приоткрыла дверь и тихонько засмеялась.