Вот уже несколько лет, как Сашин отец не видел на ее лицетакой счастливой улыбки, и ему ужасно не хотелось ее будить. Нога затекла ионемела, кровь никак не останавливалась. Говорят, раны от укусов бродячих псовне заживают…

Позвать ее? Но его не было дома больше суток — прежде чемотправиться к гаражам, он решил забраться в панельный термитник в двухкварталах от станции, вскарабкался на шестнадцатый этаж и там потерял сознание.Все это время Саша не сомкнула глаз — дочь никогда не засыпала, пока он невозвращался с «прогулки». «Пусть отдохнет, — думал он. — Врут все. Ничего с нимне случится».

Хотелось бы ему знать, что именно она сейчас видит. У негосамого почему-то не получалось забыться даже во сне. Лишь изредка подсознаниеотпускало его на пару часов на побывку в безмятежную юность. Обычно же емуприходилось скитаться среди знакомых мертвых домов с выскобленнымивнутренностями, и хорошим сном считался тот, в котором ему вдруг удавалосьнайти нетронутую квартиру, полную чудом уцелевшей техники и книг.

Засыпая, он просился в прошлое. Мечтал попасть хотя бы в тупору, когда только встретился с Сашиной матерью, когда ему было всего двадцать,а он уже командовал гарнизоном станции. Станции, которая тогда казалась всем еежителям лишь временным пристанищем, а не общим бараком на каторжных рудниках,где они отбывают пожизненное заключение.

Но вместо этого его швыряло в прошлое недалекое. В гущусобытий пятилетней давности. В день, определивший его судьбу, — и, что ещестрашнее, судьбу его дочери. Разумом он смирился и со своим поражением, и соссылкой, но стоило тому задремать, как сердце принималось требовать реванша.

…Он снова стоял перед шеренгой своих бойцов с «калашниковым»наперевес, — в той ситуации из положенного ему по чину офицерского «макарова»можно было бы разве что застрелиться. Кроме двух десятков автоматчиков за егоспиной, на станции больше не оставалось верных ему людей.

Толпа бурлила, прибывала, десятками рук раскачивалазаграждения; нестройное многоголосье, повинуясь взмахам невидимой емудирижерской палочки, перерастало в слаженный хор. Пока они требовали всего лишьего отставки, но спустя минуты им будет нужна уже его голова.

Это была не стихийная демонстрация, тут действовализасланные извне провокаторы. Пытаться вычислить и ликвидировать их по одномууже не имело смысла. Единственное, что он мог сейчас сделать, чтобы остановитьмятеж, чтобы удержать власть, — приказать открыть огонь по толпе. Было еще непоздно.

Его пальцы сжались вокруг незримой рукояти, зрачкибеспокойно бегали под припухшими веками, губы шевелились, отдавая неслышныеприказы. Черная лужа, в которой он лежал, разрасталась с каждой минутой, будтоподпитывалась его уходящей жизнью.

* * *

— Где они?!

Выдернутый из темного озера забвения, Гомер затрепыхался,словно пойманный на блесну окунь, судорожно вдыхая и вперив в бригадираополоумевший взгляд. Мутные громады сумеречных циклопов, стражей Нагорной, всееще толпились перед ним, тянули к нему долгие, многосуставчатые пальцы,способные без труда вырвать ногу или продавить ребра. Они окружали старикакаждый раз, когда он закрывал глаза, и неспешно, нехотя рассеивались, когдаоткрывал вновь.

Гомер попытался вскочить, но чужая рука, чуть сжимавшая егоплечо, снова превратилась в тот стальной крюк, который вытянул его из кошмара.Постепенно умерив дыхание, он сфокусировался на иссеченном лице, на темных,масляным машинным блеском отсвечивающих глазах… Хантер! Живой? Старик осторожноповел головой влево, потом вправо, боясь снова обнаружить себя на заколдованнойстанции.

Нет, они находились посреди пустого, чистого туннеля —туман, застивший подступы к Нагорной, тут был почти невидим. Должно быть,Хантер тащил его на себе не меньше полукилометра, озадаченно прикинул Гомер.Успокоенный, он обмяк и повторил на всякий случай:

— Где они?

— Здесь никого нет. Ты в безопасности.

— Эти создания… Они напали на меня? Оглушили? — старикпоморщился, потирая саднящий бугор на макушке.

— Я тебя ударил. Пришлось, чтобы прекратить истерику. Ты могменя задеть.

Хантер наконец разжал тиски, туго распрямился и скользнулрукой по широкому офицерскому ремню. По другую сторону от кобуры со «стечкиным»на нем висел кожаный футляр неизвестного назначения. Бригадир щелкнул кнопкой иизвлек из него плоскую медную фляжку. Взболтнул, открыл и, не предложив Гомеру,сделал большой глоток. Зажмурился на секунду, словно от удовольствия… Старикощутил легкий холодок, видя, что левый глаз у бригадира даже не может толкомзакрыться.

— А где Ахмед? Что с Ахмедом? — вспомнил Гомер и его сновазатрясло.

— Умер, — равнодушно сказал бригадир.

— Умер, — послушно повторил за ним старик.

Когда чудище вырвало руку товарища из его руки, он понял: изэтих когтей не сможет вывернуться ни одна живая душа. Гомеру просто повезло,что выбор Нагорной пал не на него. Старик огляделся еще раз — поверить, чтоАхмед исчез навсегда, сразу не выходило. Гомер уставился на свою ладонь —ободранную и кровоточащую. Не удержал. Ему не хватало воздуха.

— А ведь Ахмед знал, что обречен, — тихонько произнес он. —Почему именно его забрали, не меня?

— В нем много жизни было, — отозвался бригадир. — Оничеловечьими жизнями питаются.

— Несправедливо, — помотал головой старик. — У него детималенькие, его столько тут держит! Держало… А я — перекати-поле.

— А ты бы стал мох жрать? — обрубил разговор Хантер, рывкомподнимая Гомера на ноги. — Все, пойдем. Можем не успеть.

Семеня вслед за перешедшим на рысь Хантером, старик ломалсебе голову: как же могло получиться, что они вернулись на Нагорную? Будтохищная орхидея, станция одурманила их своими миазмами и заманила обратно всебя. Назад они ни разу не поворачивали — за это Гомер мог ручаться. Он был ужеготов поверить в искривления пространства, о которых сам так любил рассказыватьлегковерным товарищам по дозору, но все оказалось куда проще. Остановившись,старик хлопнул себя по лбу: пошерстный съезд! В нескольких сотнях метров заНагорной между стволами правого и левого туннеля прорастала одноколейная веткадля разворота составов. Она уходила вбок под малым углом, и, идя вслепую постенке, они просто сперва выбрались на параллельный путь, а потом — когда стенапропала — по ошибке снова свернули к станции. «Никакой мистики», — неуверенноподумал Гомер. Но нужно было прояснить еще кое-что.

— Эй! — окликнул он Хантера. — Постой!