К концу 102 года Траян отпраздновал триумф, подарил народу всевозможные развлечения, в первую очередь гладиаторские бои, каковых сам был превеликий любитель, и заслуженно принял титул «Дакийский».

Для нашего героя этот год также стал немаловажным в его карьере. В 102 году Публий Элий Адриан удостоился должности народного, или же плебейского, трибуна[138]. Должность эта, внешне далеко не так значительная, как во времена Республики, в имперскую эпоху имела весьма значительный смысл. Плебейские трибуны появились, согласно сообщению Тита Ливия, в 494 году до Р. Х. Это было следствием сецессии, то есть ухода плебеев из Рима в знак протеста против политики патрицианской верхушки[139]. Сначала появились два трибуна из плебеев, получивших право неприкосновенности и обязанность защищать плебеев от возможного произвола магистратов, в дальнейшем у трибунов, число которых возросло до десяти, появилось право накладывать вето на ущемляющие плебеев решения магистратов, а также законодательная инициатива в трибутных комициях.

В течение более трёх с половиной столетий возникающие между трибунами и другими магистратами противоречия разрешались мирно, до насильственных действий не доходило. «Так дело продолжалось до тех пор, пока Тиберий Гракх, народный трибун, внёсший свои законопроекты, первый погиб во время народного волнения, причём были перебиты возле храма Капитолия многие его соратники. После этого гнусного дела волнения уже не прекращались, причём всякий раз враждующие партии открыто поднимались одна против другой. Часто пускались в ход кинжалы, и то одно, то другое из должностных лиц в промежутках между волнениями находило свою смерть либо в храмах, либо в народном собрании, либо на форуме, и этими жертвами были то народные трибуны, то преторы, то консулы, то лица, добивавшиеся этих должностей, а то и просто люди, бывшие на виду. Всё время, за исключением коротких промежутков, царила беззастенчивая наглость, постыдное пренебрежение к закону и праву»[140]. Такую вот безрадостную картину вступления Римской республики в эпоху гражданских войн нарисовал знаменитый историк Аппиан. Первый толчок к правовому гражданскому противостоянию он видел в гибели народного трибуна Тиберия Семпрония Гракха. Гракх своим аграрным законодательством, которое должно было возродить в Италии землевладение деревенского плебса, нанёс сильный удар по интересам прежде всего сенаторов, каковые вовсе не желали земли плебеям возвращать. Результат противостояния Тиберия Гракха и сенаторов известен. Это случилось в 133 году до Р. Х. Десять лет спустя его младший брат Гай Гракх решительно продолжил дело старшего, но сенат и на сей раз взял верх, а в 121 году Гай погиб. Тогда дело дошло до боевых столкновений на улицах Рима. Гай, однако, в момент гибели уже не был трибуном, так что не имел неприкосновенности. Впрочем, двадцать лет спустя наличие таковой не остановило убийц народного трибуна Апулея Сатурнина. Он, правда, скорее был отъявленным авантюристом, нежели защитником действительных интересов плебса, но ведь законное его право на неприкосновенность никто не отменял!

В 90 году до Р. Х. убийство действующего народного трибуна Ливия Друза, пытавшегося в своём законопроекте предложением разумных взаимных уступок примирить римских граждан и италийских союзников, сенаторов и всадников, стало толчком к жестокой и очень кровопролитной гражданской войне в Республике в 90–88 годах до Р. Х., получившей название Союзнической. В ходе её, кстати, союзники всё же добились римского гражданства. Наконец, активная поддержка Гая Мария народным трибуном Сульпицием Руфом против сенатского ставленника Луция Корнелия Суллы стала не последним фактором многолетней, чрезвычайно жестокой и кровопролитной войны между сулланцами и марианцами. Тогда же, в 81 году до Р. Х., война эта завершилась полной победой Луция Корнелия Суллы, заодно сокрушившего и новоявленного внешнего врага Рима царя Понта Митридата VI Евпатора. Рим вышел наконец-то из десятилетней полосы братоубийственных войн.

Аристократ Сулла, естественно, возжелал восстановить в Римской державе именно аристократическую республику, где права сената вновь стали бы неоспоримы. Именно для этого он воспользовался обретённой им в боях неограниченной властью. Именно поэтому, осуществив соответствующие его цели государственные преобразования, он, к всеобщему изумлению, оставил с таким кровавым трудом обретённую высшую власть и последний год жизни провёл частным гражданином Римской республики.

Сулла не мог не видеть, что именно в трибунате таится самая серьёзная угроза благополучию сената. Их конфликт породил гражданские войны. Да и памятно было, как Гай Семпроний Гракх, добившись передачи судов наряду с сенатом также в руки всадничества, похвалялся, что одним ударом уничтожил сенат[141]. Это действительно был сильнейший удар по сенату[142]. Потому-то Сулла и решил обезвредить эту самую опасную для правильного государственного устройства Республики (с его точки зрения) структуру: «Должность народных трибунов он почти совершенно уничтожил, лишив её всякого значения и законом воспретив народному трибуну занимать какую-либо другую должность. Следствием этого было то, что все дорожившие своей репутацией или происхождением стали уклоняться в последующее время от должности трибуна. Впрочем, я не могу наверное сказать, был ли Сулла инициатором существующего теперь порядка, по которому назначение народных трибунов было перенесено из народного собрания в сенат»[143]. Здесь скорее всего раболепствующие перед грозным диктатором сенаторы пошли ему навстречу. Правда, это отвечало и их собственным настроениям.

Антитрибунские новации Суллы продержались недолго. Уже в 70 году до Р. Х. прежние права народных трибунов были восстановлены в первое консульство Марка Лициния Красса и Гнея Помпея Магна. Будущий соратник Красса и Помпея по Первому триумвирату Гай Юлий Цезарь нашёл себе ценных союзников в лице народных трибунов Марка Антония и Куриона. Но, когда Цезарь добился желаемого единовластия после четырёх лет гражданской войны и не собирался, подобно Сулле, даже помышлять об уходе из власти, его отношения с трибунами резко испортились. По словам Светония, «проезжая в триумфе мимо трибунских мест и увидев, что перед ним не встал один из трибунов по имени Понтий Аквила, пришёл тогда в такое негодование, что воскликнул: „Не вернуть ли тебе и республику, Аквила, народный трибун?“ И ещё много дней, давая кому-нибудь какое-нибудь обещание, он непременно оговаривал: „если Понтию Аквиле это будет благоугодно“»[144].

Что до республики, то Цезарь вынес ей ещё ранее безжалостный приговор: «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика»[145].

Ещё одно столкновение Цезаря с трибунами произошло, когда он возвращался с Альбанской горы после жертвоприношения на Латинских играх. Народ приветствовал диктатора как никогда бурными рукоплесканиями, и какой-то человек возложил на статую Цезаря лавровый венок, перевитый белой перевязью, — как бы диадему, символ царской власти. Тут же двое народных трибунов Эпидий Марулл и Цеветий Флав приказали сорвать самодельную диадему, а человека, водрузившего на голову статуи Цезаря подобие царского венца, бросить в тюрьму[146]. Цезарь, раздосадованный всем происшедшим, сделал трибунам строгий выговор, а затем лишил их полномочий, даже не задумываясь о формальном беззаконии своего распоряжения.