— Полиция приехала на место преступления раньше, все оцепила, журналистов держала за ограждением. У них ничего нет. Только скудная информация. Но я решил поделиться ею с тобой.

— Спасибо, — сухо проговорил Павел. То, что Саша, как он сам выразился, поделился с ним скудной информацией, ничего не меняет. Да, он благодарен за нее, но не более. Дружбе конец.

— Я знаю, ты пытался найти убийцу собственными силами, — не отставал Саша. — Но тот затаился. И вот снова вышел из тени. Если ты не против, я буду охотиться за ним вместе с тобой.

Саша ничего не выдумал. Павел на самом деле одно время был одержим идеей отыскать убийцу Дашеньки. Не только затем, чтобы отомстить, но и избавить мир от монстра. Свою дочку не уберег, так, может, чужую спасет. Павел не очень хорошо представлял, как ищут преступников, поэтому делал то, что мог: надоедал полицейским, опрашивал жильцов ближайших домов, клеил объявления, в которых просил откликнуться тех, кто мог что-то видеть, и гарантировал вознаграждение за информацию. Но что он сделает с тем, кто лишил жизни Дашеньку, знал точно — убьет. Без колебаний и угрызений совести. За что ответит перед законом. Паша не боялся тюрьмы, как и ничего другого. Пугало одно — то, что убийца останется безнаказанным…

— Мне не нужна твоя помощь, Саша, — отчеканил Павел и собрался уйти. Но бывший друг схватил его за руку и развернул к себе.

— Даже если ты отыщешь его, то не сможешь сделать то, что хочешь, — прошептал Саша.

— Не понимаю, о чем ты.

— Брось. Ты желаешь смерти убийце своей дочери. И я тебя понимаю, такие люди не должны жить, а им позволяют. Да, свободы лишают, но они существуют вполне комфортно: едят, пьют, спят, читают книги, смотрят кино, друг с другом общаются. А еще имеют возможность выйти. Даже те, кто осужден пожизненно. А еще не факт, что убийце Даши дадут высшую меру. Быть может, двадцать пять лет. А ему, предположим, столько же. И тогда он откинется еще относительно молодым мужиком. Считай, нашим ровесником…

— Все, не хочу тебя больше слушать!

— Ты не сможешь убить, — еще тише, но яростнее проговорил Саша. — А я — да. Уже делал это в Афгане. Позволь мне помочь тебе?

— Я подумаю над твоим предложением, — ответил на это Паша. Но лишь затем, чтоб бывший друг отстал.

После чего махнул ему рукой и заспешил к крыльцу. Нужно поскорее уладить все рабочие дела, а сразу после возвращаться к поиску убийцы. Зря Саша думает, что у него кишка тонка. Павел в себе не сомневался. Убьет и не моргнет глазом…

Клавдия встала рано. Специально, чтобы проследить за «оккупантами». По отработанной годами привычке накинув поверх ночной рубашки халат, она вышла из спальни. Спала Петровская в шерстяных носках, поэтому могла не обуваться.

Оба жильца находились в кухне. Гриша торопливо готовил себе чай и бутерброды, мечтая о том, чтобы поскорее закончить и скрыться в своей келье. Наталья же, как говорится, ни в чем себе не отказывала. Она жарила яичницу на хозяйском масле (сама она покупала обычное подсолнечное, но Клавдия уловила аромат оливкового, первого отжима), выпросив для нее колбасу у Гриши. Ходила по кухне полуодетой. Пила дрянной кофе, который считала элитным, поэтому варила, капая на плиту убежавшей пеной. Сигареты только ей не хватало… Да, пожалуй, ложечку коньячка в ту бурду, что она за бразильскую арабику принимала…

— Доброе утро, — громко проговорила Клавдия Андреевна, насмотревшись на «оккупантов».

Услышав ее голос, оба вздрогнули. Гришка еще и бутерброд уронил. Да колбасой вниз. Пришлось парню не только выкидывать ее, но еще и пол обезжиривающим средством протирать.

— Как вы сегодня рано, — заметила Наташка. — И вам доброго утра.

— Плиту помой, — бросила Клавдия, пройдя к окну и приоткрыв форточку. Ей не нравилось, как пахло кофе. А вот аромат яичницы пришелся ей по вкусу. Петровская решила, что, когда «оккупанты» покинут квартиру, она себе тоже яичницу приготовит.

— Я повесил новый крючок в ванную, — сообщил Гриша. Колбасы у него больше не осталось, и пришлось парню сделать один так называемый гамбургер — два куска хлеба, между ними так называемый сервелат. С ним и чашкой чая он отправился к себе в келью.

— Клавдия Андреевна, — обратилась к Петровской Наташка, — завтра ко мне гости придут. Довожу до вашего сведения.

— Что за гости?

— Друзья.

— Мужчины?

— В том числе. — Наташка вывалила яичницу на тарелку и уселась за стол, чтобы ее слопать.

— Допускается не больше пятерых…

— Мужчин?

— Гостей.

— Их будет как раз столько. Две супружеские пары и еще один парень.

— Твой кавалер?

— Ухажер. Пока я его на расстоянии держу. Посмотрим, что подарит. У меня, если что, день рождения.

— Сейчас принято отмечать праздники в кафе.

— Моих денег хватит только на шашлычную или чебуречную, а мы хотим суши поесть. Так что закажем на дом. Это значит, кухня не пострадает.

— Радует, — проворчала Клавдия. Наташка хоть и протерла плиту, но оставила разводы. — Музыку включать можно до одиннадцати. После полуночи отбой.

— Метро до часу. Разойдемся где-то в ноль тридцать. Пойдет?

— Ухажера тоже вон. За двоих жильцов плата больше будет.

— Даже если он всего на одну ночь останется?

— Тут не бордель, — сурово проговорила Клавдия и направилась в ванную.

Там она находилась не очень долго. Всего лишь умылась и почистила зубы, но когда вернулась в кухню, там никого не было. Наташка не только успела слопать яичницу, но и помыть за собой тарелку и вилку. Стол, правда, не протерла, и на нем остались крошки и капелька кетчупа. Клавдию Андреевну раздражала и поражала эта нечистоплотность. Ладно бы эта девица во дворце росла и привыкла, что за ней слуги убирают, так нет, родилась в простой рабоче-крестьянской семье. Самой Петровской трудно пришлось. За порядком в квартире и доме всегда кто-то следил. Единственное, что она делала сама, так это заправляла кровать. На этом настаивал отец, который отслужил пять лет на Морфлоте, и там его выдрессировали так, что он, будучи членом правительства, вставая, тут же приводил свое спальное место в идеальное состояние. Клавдия ничего не умела, ни белье стирать, ни тем более его гладить, ни полы мыть, а тем паче окна… Но научилась! А что оставалось? Не в хлеву же жить…

Клавдия собиралась ткнуть Наташку носом в крошки и каплю, но тут услышала бренчание. Женщина замерла, пытаясь понять, откуда идет звук. Оказалось, он доносится из комнаты Гриши. Клавдия Андреевна пошла на него. Дойдя до двери, которую «оккупант» только прикрыл, она увидела его сидящим на кровати с гитарой в руках. Григорий сначала просто перебирал струны, а потом заиграл… Чисто, нежно, очень красиво. Клавдия уловила в мелодии мексиканские мотивы, и перед ее мысленным взором возник океанский берег, закат, хижина под крышей из пальмовых листьев, на крылечке хижины сидит юноша, черные кудри которого треплет ветер, в его руках гитара, и он играет на ней для нее, Клавдии…