«У меня СПИД, – писала она, – но ты не бойся, ребенок абсолютно здоров. Я знаю, ты вырастишь его действительно достойным человеком. Прости свою непутевую сестру». К письму скрепкой было приложено свидетельство о рождении и справка из какого-то захудалого провинциального роддома.

Остап рос обычным мальчишкой, иногда непослушным, иногда исполнительным. Порой даже слишком исполнительным, потому что неповиновение, на которое он изредка решался, неизменно вызывало у него чувство вины. Вот и сейчас он никак не мог избавиться от мысли, что именно из-за него тетя заболела. Не трепи он ей нервы, не спорь по каждому пустячному поводу – она бы нервничала меньше, меньше пила всякие таблетки. И в итоге не слегла бы.

А он даже вуз выбрал вопреки ее воле. Ей, конечно, хотелось, чтобы он пошел по ее стопам, в юридический, да ему и самому, если честно, нравилась эта профессия, но… Не начни она настойчивые уговоры, не скажи, что уже договорилась с кем надо и где нужно, он, может быть, и сам бы отнес документы в юридический. А так… В общем, решил стать финансистом.

Нет, все еще раньше началось. Он как-то раз услышал ее разговор с подругой. Тетя жаловалась, что Остап, в которого она вложила столько времени и сил, «растет слабым и болезненным, цели в жизни не видит, учится из-под палки, за себя постоять не может, да и слегка трусоват».

Это «слегка трусоват» ударило больней всего. Он не считал себя трусом, просто старался быть осторожным: в драки не лез, лишний риск не любил – а к чему безрассудство?! Но ему и в голову не приходило, что кто-то, а тем более тетя, которую он боготворил, может посчитать его трусом. В общем, с того момента он только и делал, что доказывал себе и всем, что не лишен отваги и смелости. Но ничего не помогало: с каждым его безумным поступком Роза Марковна еще больше разочаровывалась в нем.

И вдруг ее болезнь. Врач сказал, если не сделать операцию – она умрет. Времени осталось так мало, что, если Остап не успеет извернуться и найти деньги, она и умрет с мыслью, что ее племянник – трус.

При этих мыслях его горло сжалось от рыданий. Остап издал рычащий звук, вылетел в коридор и заметался.

– Эй! – тихо позвали его из темноты. – Ты чего скачешь как конь? Случилось что?

Мара, а это оказалась именно она, зажгла в своей комнате свет и поманила Остапа рукой.

– Иди сюда. На, возьми. Это помогает.

Он приблизился и опасливо покосился на маленькую белую таблетку на ее ладони.

– Не хочу.

– Бери, чего ты боишься! Сразу успокоишься и заснешь. Я вот уже четвертый месяц без них не сплю.

– Н-не надо, спасибо, – заикаясь, произнес Остап и испуганно попятился. – Я уж как-нибудь сам справлюсь.

И он, словно боясь, что она впихнет в него таблетку насильно, стремглав бросился вниз по лестнице, громыхая ботинками и рискуя сломать себе шею.

– Хм, странно. Чудаковатый какой-то, – пожала плечами Мара.

Она смотрела ему вслед, словно надеясь, что он передумает и вернется, потом быстрым жестом бросила таблетку себе в рот, запила водой и улеглась спать.

Остап влетел в мрачную гостиную и остановился посередине. Что-то было жуткое в этой комнате. Ему мерещилось, что кто-то недобрый, может быть, сам убийца, наблюдает за ним. Сердце бешено колотилось, и кровь стучала в ушах, мешая слышать.

Он даже сделал пару шагов назад, но потом вспомнил Мару с ее таблеткой и остановился. Почему-то она внушала ему не меньший ужас, чем темная комната с, возможно, притаившимся в ней убийцей. Но чем дольше стоишь один в мрачном огромном пространстве, скованный страхом, тем тяжелее сдвинуться с места. Тьма окутывает со всех сторон, нашептывает умиротворяющие слова, и хочется слиться с ней, стать еще более незаметным. Тьма лишает воли. И если уж попал в ее сети, нужно немалое усилие, чтобы сделать первый шаг и вырваться к свету.

Так было в детстве, и то же самое Остап чувствовал сейчас. Сбросив оцепенение, он кинулся к двери и очутился в прихожей, призрачно освещенной лунным светом, проникающим через высокие окна.

– Только бы была открыта дверь, – пробормотал он себе под нос, – с чужим замком неохота возиться.

И, как ни странно, дверь в самом деле оказалась не заперта. Ни минуты не задумываясь – отчего так, Остап выскочил во двор.

Он поежился от холода, сразу заползшего под тонкую рубашку, и медленно двинулся вдоль стены. С крыши капало, и каждый раз, когда капли попадали на неприкрытую кожу, парень вздрагивал и морщился. У поворота остановился, опасливо оглянулся, проверяя, не следит ли кто за ним, и свернул за угол.

Там ходила женщина. Тихо, как привидение, она скользила между деревьями, и платье ее колыхалось, словно туманная кисея. Она взмахнула руками, перелетела к кусту и исчезла за ним. Не теряя времени, Остап кинулся в дом. Говорят, привидений не существует, но кто знает, может, врут?

Александра с удовольствием оглядела обстановку, с размаху плюхнулась на большой матрац, проверяя упругость пружин, и осталась довольна.

Мебели было совсем немного: старинное трюмо, кровать с витиеватыми вензелями на спинках и удобными выдвижными ящичками внизу, вместительный шкаф, стол и два стула у окна. Почти все полки в шкафу оказались заняты постельным бельем, в платяном отделе висели пара медицинских халатов и старая лисья шуба.

Александра погладила рукой мягкий мех, вытащила шубу и приложила к себе, глядя в зеркало. Очень хотелось надеть, но она не решилась – бог знает, кто ее, эту доху, раньше носил? А вдруг старые книги не врут и, надев чужую вещь, можно получить участь ее владельца?

Она со вздохом сожаления повесила шубку в шкаф, закрыла его на ключ и расстелила белье. Спать совсем не хотелось, напротив, вдруг появился жуткий голод.

– Вот сейчас прям возьму и пойду на кухню. Почему я должна страдать? Может, все остальные сыты, а я с утра ничего не ела! – сказала сама себе она и вышла в коридор.

Свет луны падал через узкое окно, оставляя на полу длинную дорожку. Конец коридора тонул во тьме, и Александре мерещились шорохи, всхлипы, стоны. Она испуганно замерла, прислушалась и, решив, что с зажигалкой все-таки будет спокойнее, кинулась обратно. В спальне она схватила сумочку, нашла «огниво» и вышла в коридор. Теперь можно идти, подсвечивая себе в особенно темных местах. У нее на душе слегка полегчало.

У поворота к лестнице колеблющийся огонек пламени вдруг вырвал из темноты чьи-то глаза. Девушка испуганно отскочила, не сразу сообразив, что это всего лишь искусно написанный портрет, но, разобравшись, облегченно вздохнула.

Внизу, в маленьком коридорчике, ведущем к кухне, ей показалось, что за спиной кто-то тяжело и прерывисто пыхтит, будто пытается сдержать дыхание после быстрого бега и никак не может. Она вспомнила портрет, которого испугалась только что, и тихо хихикнула. «Боже, какая же я трусиха!» – успела подумать она, и тут… чьи-то руки схватили ее, попытавшись зажать рот. Александра вывернулась и что есть мочи заорала: