— Кому? — не понял я, но было уже поздно, мир индейских богов и красной глины исчез за моей спиной, как и Настя, растаял, не оставив следа.

Зато в лицо повеяло чем-то до боли родным и знакомым! Исчез тяжёлый влажный и душный воздух джунглей, дунул мягкий свежий ветерок, наполненный ароматами луговых трав, со всех сторон неслись звуки птичьей разноголосицы. Я очутился на едва заметной тропинке прямо посреди берёзовой рощи!

Позади меня что-то крякнуло, послышалось невнятное сонное бормотание. Я осторожно оглянулся. Странное одноногое существо, опираясь ручищами на огромную сучковатую дубину, а плечом подпирая берёзовый ствол, дремало в карауле, закрыв свой единственный слезящийся глаз. Из глубин памяти тут же всплыли воспоминания из далёкого детства. Так вот о чём предупреждала меня Настя, прежде, чем я вошёл под своды арки перехода. Вот оно, то самое Лихо — древнее славянское божество! Вот кого мне не стоило будить.

Я и не стал, тихонечко, на носочках поспешил прочь по тропинке, которая, судя по всему, являлась в этом мире прообразом Пути. И только оставив дремлющее Лихо далеко позади, я немного расслабился и начал замечать то, что происходило вокруг меня.

А вокруг кипела жизнь. Окружающий берёзовый и луговой мир не имел ничего общего с мрачными джунглями любителей человеческой крови. Тут всё двигалось, бегало, шуршало в высокой траве и шелестело в ветвях деревьев, проливалось тёплым дождём и тут же подсушивалось всегда весёлым и щедрым Ярилом. И никто не пытался схватить меня, никто не требовал отдать ему Сосуд, никто вообще пока не обращал на меня внимания. И мне вспомнились слова жены о том, что этот участок Пути для меня совершенно безопасен.

Но вдруг далеко впереди на тропе показались знакомые силуэты кентавров, только у этих за спиной находились сложенные крылья. Я остановился, как вкопанный. Неужели по мою душу? Чего ещё делать кентаврам в берёзовой роще?

— Не пугайтесь, — одновременно с шорохом травы и шелестом раздвигаемых веток, донёсся до меня откуда-то справа приятный мужской голос, — где вы видели кентавров с крыльями? Это наш Полкан со своим семейством вышел прогуляться. Пока он в этом образе — нет никого добродушнее и милее, но бойтесь, если он обратится собакой! — из зарослей, наконец, показался и тот, кому принадлежал голос.

Владельцем голоса оказался мужчина средних лет, среднего роста и с небольшой ухоженной бородой. И мне было совершенно очевидно, что вижу я его не в первый раз. Возможно, если бы не одежда, которая сейчас была на нём и представляла собой косоворотку, подпоясанную узорчатым пояском, просторные штаны домотканого полотна, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, то я бы его сразу узнал.

— Перунов, Пётр Иванович, — представился мужчина, — местные кличут проще и без лишних церемоний — Перун. Некоторые из уважения к заслугам добавляют почтительное «Старый». А самые хулиганистые норовят посреди прозвища буковку «д» втиснуть! — мужчина беззлобно рассмеялся. — Но я уже давно не обижаюсь — привык, да и есть в этом что-то, работу мою нелёгкую характеризующее! — теперь уже Пётр Иванович расхохотался в полный голос.

И вот теперь я его узнал. Стоило мысленно облачить его в серый деловой костюм с бордовым в полоску галстуком и переместить из леса в просторный кабинет, уставленный казённой мебелью и аппаратурой, и усадить за стол с тремя телефонами. Это же был собственной персоной Пётр Перунов — глава нашей районной Управы! Вот уж, кого не ожидал здесь встретить. Помню, последний раз мы с ним ругались, когда нам, без всякого предупреждения, установили новый трёхтарифный счётчик.

— А вы-то тут откуда? — опешил я.

— Это вы, молодой человек, откуда, а я отсюда, — продолжал веселиться глава управы. — Или вы по наивности, свойственной молодости, думаете, что только вашей жене в мире смертных развлекаться разрешено?

— Собственно, я только теперь узнал, — пробормотал я нескладно. — А вы кто здесь? Неужели тоже бог?

У Петра Ивановича сделался такой вид, будто он сейчас заплачет. Глава Управы тяжело вздохнул и уселся на непонятно откуда появившийся удобный пенёк, которого ещё мгновение назад здесь не было.

— У людей, к сожалению, — с горечью в голосе произнёс он, — коротка не только жизнь, но и память. Ещё десять минут назад супруга ваша мне кланяться велели! А вы уж и не помните о столь простой просьбе родного человечка!

Я почувствовал, что краснею. Как же интеллигентно он меня опустил до уровня плинтуса. Ведь, действительно, Настя просила кланяться Петру Ивановичу. Видимо, от берёзового духа у меня напрочь память отшибло. Теперь надо было как-то исправлять ситуацию. Нет, ну кто же знал, что наш глава управы — бог!

Хотя, если внимательно присмотреться, то всплывёт много интересного. Например, то, что в этом году горячую воду у нас в доме отключали всего на неделю, а не на две и три, как в других районах. Хулиганов на улицах уж лет пять, как не стало, хотя раньше после захода солнца из дома выходить не боялись только сами хулиганы. Дороги и тротуары отремонтировали. Неужели всё это благодаря ему?

— Простите мою бестактность, пожалуйста, — попросил я. — Тут на меня столько сразу свалилось, что иногда элементарно забываюсь.

— Да ничего, я привычный, — с ехидцей произнёс Пётр Иванович. — Собственно, до вас-то мне дела нет. Было бы желание — выдал бы фантомам на раз-два. Благодарность бы получил от Того, чьё имя нельзя произносить. Может, за службу мне навсегда переехать в управу разрешили бы, а то совсем не поспеваем за изменяющейся политикой.

— И что же вас держит? — удивился я.

— А то вы не знаете, — усмехнулся Перун, — чьими руками он вершит свою волю! А я себе не враг. Я очень стар, хотя, до вашей супруги и мне далеко, однако жить мне всё ещё хочется.

Неужели моя Настя так стара, подумал я, что даже этот языческий бог младше её? Нет, с тех пор, как я узнал про божественность своей жены, я, конечно, понимал, что она уже по возрасту далеко не девушка, но, чтобы настолько далеко…

— Постыдились бы своих мыслей, молодой человек, — покачал головой Пётр Иванович, — во-первых, женщине всегда столько лет, насколько она выглядит, а выглядит она, к слову сказать, значительно моложе вас, а во-вторых, богини не стареют! Пора бы усвоить простейшие истины, известные самому последнему козлоногому сатиру.

Это постоянное и бесцеремонное вторжение всех местных божков в приватность моих мыслей, это наглое, ничем не обоснованное проникновение в мой разум начинало меня раздражать. И все они пользовались своим преимуществом без всякого стеснения, в то время как я, к сожалению, не мог ответить им тем же.

— Простите, — произнёс вежливый Пётр Иванович, — но, что прикажете делать, если вы не потрудились заблокировать свой мозг? Рассудите сами, если рядом с вами кто-то орёт в полный голос, как резанный, вы хоть уши пальцами заткните, а его всё равно слышать будете. Тоже самое и с мыслями вашими. Неужели она не учила вас элементарной блокировке? Хотя, если подумать, то я её понимаю — знать все мысли своего мужчины для женщины что-то вроде страхового полиса от разных неожиданностей, — и Старый Перун от души рассмеялся, но, обратив внимание на мою унылую физиономию, откашлялся и посерьёзнел. — Хотите, научу блокироваться? — понизив голос, спросил он меня. — Надеюсь, за такую мелочь она меня в пыль не обратит.