— Правильно супруга ваша поступила, — вновь заговорила она, — что не стала перегружать вас знаниями о нашем мире. Ведь эта информация долгого осмысления требует и бережного к ней отношения. А иначе кое-какие знания могут сильно навредить не только вам, если вольно обращаться с ними станете, но и окружающим.

В продолжение всей её речи я не сделал ни одной попытки перебить красавицу ни единым словом или жестом. Перун, как я заметил, при появлении жены (а в том, что прекрасная незнакомка была именно его женой, никаких сомнений не было) весь просиял, приосанился, расправив плечи и втянув живот.

— Знакомьтесь, дорогой гость, это и есть Лада — моя супруга и в делах помощница! — довольный произведённым эффектом, произнёс он.

— Очень приятно, — едва слышно прошептал я, забыв представиться в ответ, хотя, судя по всему, в этом не существовало необходимости, ибо обо мне здесь, похоже, и без всяких представлений все всё знали.

— А на вопрос ваш я отвечу, — мгновенно сделавшись очень серьёзным, продолжил Пётр Иванович, — хотя бы в целях вашей безопасности, чтобы вы по незнанию не навредили однажды сами себе, да и нам заодно.

— Что вы, — тут же кинулся я оправдываться, — ни при каких обстоятельствах я не собираюсь причинять вам вред…

Лада приложила указательный палец к своим идеально очерченным алым губам, прерывая поток моего красноречия.

— Вам пока не в чем себя винить и нет смысла оправдываться, — ласково произнесла она, — вы послушайте моего мужа, ведь сами же спросили. Вот он вам сейчас всё, что можно и нужно знать, поведает.

Пётр Иванович очень внимательно и строго посмотрел на меня, словно определяя по выражению моего лица готовность, воспринимать и запоминать то важное, что он собирался мне сейчас поведать, откашлялся в кулак и заговорил.

— Возможно, вам трудно будет сразу это осмыслить, — начал он, — но Тот, чьё имя нельзя произносить и сам наш мир есть единое целое. И не просто единое, а он и есть наш мир! Всё, что вас окружает: земля плодородная и пустыня, деревья высокие и кустарник, море и реки, небо голубое и тучи грозовые, звери лесные и даже мы сами — это есть он!

В попытке усвоить и переварить услышанное мой мозг отчётливо заскрипел, как несмазанная телега у захудалого крестьянина. Я весь обратился в слух и боялся даже шевельнуться, чтобы случайно не пропустить пояснений к вышесказанному, которые, как я очень надеялся, помогут мне вникнуть в смысл и понять логику, пока что от меня ускользающие.

— Да, это непросто так быстро осознать и принять, — продолжил Перун, наблюдая за тем, как я глупо хлопаю глазами, — как тяжело человеку осознать бесконечность вселенной, а поэтому примите сказанное за аксиому, без доказательств, просто потому, что так есть.

— Хорошо, — произнёс я без всякого выражения, чтобы хоть что-то сказать.

— Для пущей простоты, давайте сравним наш мир с кирпичным домом, — предложил докладчик, всё более увлекаясь, — не очень корректно, но зато достаточно наглядно. Дом есть единое строение, но состоит он из десятков тысяч отдельных кирпичей, каждый из которых в отдельности тоже является единицей мироздания.

Скатывание к примитиву в объяснениях сыграло свою положительную роль, и колёсики в моём мозгу, хотя всё ещё со скрипом, но завертелись веселее. Дом, кирпичи — чего ж тут непонятного? Но причём тут имя? Назови я дом домом, он же от этого не рассыплется!

— А имя Того, чьё имя нельзя произносить, — будто вновь получив доступ к моим мыслям, сообщил Перун, — это тот цементный раствор, который удерживает все кирпичи вместе. Уберите связующий элемент, и ваш дом обратится в хаотичное нагромождение кирпичей при первом же сильном порыве ветра, или при лёгком сотрясании земли под ним!

— Но почему его нельзя произносить? — не понял я.

Мой собеседник принялся так активно жестикулировать, что стал похож на ветряную мельницу, одну из тех, с которыми когда-то храбро сражался рыцарь печального образа. По всему было видно, что он не находит подходящих для объяснения слов и от того сильно расстраивается. Лада с минуту шептала ему что-то успокаивающее и гладила по голове прежде, чем он вновь пришёл в себя.

— Я же предупреждал, — недовольный самим собой произнёс Перун, немного успокоившись, — что это сравнение не очень корректно. Хотел, чтобы было понятно и не сложно. Дело в том, что его имя одновременно ещё и код, как у сейфового замка, например. Акустический код. Стоит произнести его вслух и замок откроется, а в нашем случае, распадутся все связи, цемент обратится в пыль и перестанет держать кладку. Сколько после этого простоит здание?

Сколько простоит? Риторический вопрос, подумал я, проверив сперва, на месте ли защита от любопытных чтецов мыслей, коих здесь на каждом шагу полно. Теперь всё более-менее понятно, пусть пока только схематично, ибо осознать такое мироустройство неподготовленному человеческому разуму довольно сложно. Особенно, если ты не религиозный фанатик, а напротив — вчерашний атеист!

— Но как тут у вас тогда всё до сих пор ещё не развалилось? — уже вслух удивился я. — Все знают его имя и никто ни разу этим знанием не воспользовался?

Теперь пришло время Петра Ивановича и Лады глупо хлопать глазами, глядя на меня. Несколько секунд спустя они переглянулись, Перун всей пятернёй почесал свою волосатую шею, буркнул себе под нос нечто нечленораздельное, но явно ругательное, за что получил от жены шлепок маленькой розовой ладошкой по губам, и уже в полный голос поинтересовался у меня:

— А кто вам сказал, что знают все?

— Ну, как же, — развёл я руками, — за всё время в пути с этим проклятым сосудом я только и слышу от каждого встречного о Том, чьё имя нельзя произносить. Будь то козлоногие сатиры, непарнокопытные кентавры, вы, или Пандора, ото всех я о нём слышу!

Лада в ответ неожиданно для меня весело рассмеялась, совсем необидно и искренне, а отсмеявшись вдоволь, сообщила мне простую истину, до которой, будь я не таким усталым и раздражённым, должен был додуматься сам.

— Но это же просто титул! Как у английской королевы — Ваше Величество! Так и здесь — Тот, Чьё Имя нельзя произносить!

— А истинное его имя, — вмешался Пётр Иванович, — известно даже далеко не всем Старшим, вроде меня. Но, ваша супруга его знает без всяких сомнений, как и её сестра, Пандора, чей Сосуд вы так бережно храните.

— А Кассандра? — я спросил ещё раньше, чем в голове у меня возникли крамольные мысли в отношении лучшей подруги моей жены.

— А причём здесь Кассандра? — удивился Пётр Иванович — Она же почти никто, если не считать дружбы с вашей женой. Да и кто бы доверил этой особе священное имя?

А ведь действительно интересно, подумал я, Кассандра — обладательница уникального дара предвидения, и вдруг никто, ноль в местной иерархии! Она всего лишь подруга той, что идёт по Пути, а Настя ещё и шпыняет её постоянно. Это же идеальный объект для вербовки! А если вспомнить, что она не смогла предсказать мою встречу с Пандорой на пороге мира кровожадных индейских богов и неожиданную отлучку на свидание к Аполлону, подальше от грубости местных событий… Весь паззл складывался в единую картину — именно Кассандра и есть та предательница, что чуть не скормила меня Тому, чьё имя нельзя произносить.