Я быстро отдаю распоряжения своим людям, приказываю им рассредоточиться и не привлекать к себе внимания. Их задача — только наблюдать и в случае обнаружения чего-то странного докладывать лично мне.

Как только они расходятся, я остаюсь наедине со своими мыслями и начинаю оглядываться по сторонам, поскольку здесь небезопасно.

Боже, во сне она была такой реальной и близкой.

Я закрываю глаза и провожу рукой по лицу. Пальцы задерживаются у рта. Я чувствую ее. Почти наяву. Одна лишь мысль о ней заставляет сердце биться быстрее. Я не знаю, что со мной станет, если такие яркие сны о ней начнут преследовать меня. Я сделаюсь вообще ни на что не годен.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться. Взгляд мой праздно скользит по окружающим предметам, однако я не могу оторвать взгляда от бегающих неподалеку ребятишек. Они кажутся такими веселыми и беззаботными. Мне почему-то становится грустно оттого, что они смогли обрести счастье в этой жизни. Они не представляют, чего их лишили, и не знают, каким мир был прежде.

Сзади что-то тычется мне в ноги.

Я слышу тяжелое, какое-то придушенное дыхание и оборачиваюсь.

Это собака.

Измученная, голодная собачонка, настолько отощавшая, что, кажется, ее сейчас снесет ветром. Но она смотрит на меня. И не боится. Пасть приоткрыта, язык вывалился набок.

Мне хочется рассмеяться.

Я быстро оглядываюсь, прежде чем сгребаю ее в охапку. Не надо давать отцу лишний повод для того, чтобы кастрировать меня, к тому же я отнюдь не уверен, что мои солдаты не доложат о подобном поведении командира.

Что я играл с собакой.

Я наперед знаю, что мне скажет отец.

Я несу жалобно скулящую собачонку к одному из недавно опустевших жилых блоков — я видел, как все три семьи ушли на работу, — и сажусь на корточки у забора. Собака, кажется, понимает, что сейчас не время лаять.

Я снимаю перчатку и лезу в карман за печеньем, которое прихватил с собой утром: перед выходом я так и не успел позавтракать. И хотя я понятия не имею, чем питаются собаки, я все-таки протягиваю ей печенье.

Собака чуть не откусывает мне руку.

Она, почти не жуя, проглатывает угощение и начинает лизать мне пальцы, весело бросается мне на грудь и в конце концов забирается под расстегнутый китель. Я не могу удержаться от веселого смеха, да и не хочу. Я так давно не смеялся. И я поражаюсь, какой же властью обладают над нами эти маленькие и совсем неприметные существа, что могут так легко разжалобить нас.

Я глажу собаку по облезлой шерсти, чувствуя, как из-под кожи остро торчат ребра. Но собака, похоже, забыла о голоде, по крайней мере на время. Она изо всех сил виляет хвостом и выныривает из-под кителя, чтобы заглянуть мне в глаза. Я начинаю жалеть, что утром не прихватил со стола все печенье.

Раздается громкий треск.

Я слышу изумленный вздох.

И резко оборачиваюсь.

Я выпрямляюсь во весь рост и напряженно выискиваю, откуда донесся звук. Это где-то рядом. Кто-то заметил меня. Кто-то…

Гражданская. Она уже бежит вдоль стены ближайшего жилого блока.

— Эй! — кричу я. — Эй, там…

Она останавливается. Поворачивает голову.

Я едва не падаю.

Джульетта.

Она пристально смотрит на меня. Это действительно она смотрит на меня расширенными от страха глазами. Мои ноги внезапно наливаются свинцом. Я прирос к земле, не в силах и слова сказать. Я даже не знаю, с чего начать. Мне хочется так много ей высказать, и я так счастлив ее видеть… Господи, какое облегчение — она жива…

Она исчезла.

Я в отчаянии оглядываюсь по сторонам, лихорадочно думая о том, в той ли реальности я нахожусь. Мой взгляд падает на смирно сидящую собачонку, чего-то ждущую от меня, и я остолбенело таращусь на нее, пытаясь понять, что же все-таки произошло. Я снова и снова смотрю туда, где, как мне кажется, я заметил ее, но не вижу ничего.

Ровным счетом ничего.

Я запускаю руку в волосы, и меня охватывают такая тоска, такой ужас и такая ненависть к самому себе, что мне хочется вырвать их с корнем.

Что со мной происходит…

Моей маме. Самому лучшему человеку, которого я когда-либо знала

Возможно, день сегодня выдался ясный.

Огромный желтый солнечный шар, может быть, прямо сейчас неспешно перетекает в облака. Он такой жидкий, как яичный желток, и еще он расплывчатый, неясный, ярким пятном сияет в голубом небе. Он несет с собой холодную надежду и фальшивые обещания о теплых воспоминаниях, о настоящих дружных семьях, о сытных завтраках со стопочкой блинчиков на столе, облитых кленовым сиропом. Но ничего этого больше в мире не существует.

А возможно, что все совсем не так.

Не исключено, что сегодня сыро и пасмурно и порывистый ветер дует с такой силой, словно он вознамерился содрать кожу с рук прохожих. А может быть, снаружи морозно, или же идет самый настоящий град, или начался ураган, резко переходящий в торнадо, и земля трясется и готова разломиться пополам, чтобы уступить место нашим бесконечным ошибкам.

Я понятия не имею о том, что творится сейчас там, наверху.

Здесь нет окон, которые выходили бы хоть куда-то, предлагая хоть какой-то вид. Моя кровь замерзает, я как будто похоронена на двадцать метров под землей в учебной комнате, которая в последнее время стала для меня вторым домом. Каждый день я смотрю на эти четыре стены и напоминаю себе об одном: «Я не пленница, я не пленница, я не пленница». Правда, иногда ко мне возвращаются мои старые страхи, и тогда мне уже никак не освободиться от клаустрофобии, вцепляющейся мне в горло.

Когда я только появилась здесь, во мне родилось множество надежд насчет будущего, ведь я услышала столько обещаний.

Но теперь я уже не совсем уверена в них. Я волнуюсь. Мой мозг стал для меня предателем, потому что мои мысли каждое утро выползают из кровати вместе со мной с пронзительным взглядом, потными ладонями и сдавленным смехом, заполняющим мою грудь. Этот нервный смех нарастает изнутри, он грозится вырваться из груди, отчего в ней становится все тесней, и тесней, и тесней.

Жизнь здесь совсем не похожа на то, что я ожидала увидеть.

Мой новый мир как будто выгравирован на сером ружейном металле, запечатан серебром и пропитан запахами камня и стали. Воздух тут ледяной, коврики ярко-оранжевые, лампочки мигают, выключатели подают звуковые сигналы, и вообще все вокруг — какое-то электронно-неоновое — сверкает и переливается ярким светом. Здесь люди занимаются своими делами, постоянно перемещаясь куда-то, то громко топая, то передвигаясь плавными шагами, то тихо при этом перешептываясь, то громко крича.