Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женькой я его называл только в мыслях. Это был мой шеф. Евгений Анатольевич по паспорту и субординации. Человек, смотрящий на землю с высоты 176см, оставлял на ее поверхности следы 43 размера. Меня всегда восхищал его набор обуви, не количество, но стиль. Лишь позже я узнал, что обувь ему шьёт тот же мастер, у которого он покупает сигары, пропитанные бёдерным потом девственниц. На этот раз мы летели не на собрание акционеров и не на подписание. На том конце маршрута нас ждал распад. Решение было принято мной и поддержано им – передать капитал в фонд развития гениальности и поддержки таланта. Мы хотели воплотить то, чем грозила унаследованная мною папка. Неважно, в каком формате, будь то школа или центр раскрытия способностей, нам важен был результат – качественное изменение состава людской крови в лучшую сторону – в сторону предназначения каждого рожденного на земле. И ради этого, мы готовы были отдать всё, чем располагали и что создали за годы совместной работы.
Он слегка толкнул меня в плечо:
– Еду принесут, тебя будить?
– Ты ж знаешь, в небе я отдыхаю от гравитации и земной и телесной. Посплю, – я опустил спинку и спрятался в музыку. Благо наушники были анатомически-ласковыми и акустически-изысканными. Schiller разлился по моему воображению… Сон не спешил брать меня в плен, а музыка позволяла дрейфовать на границе миров. Кто-то с другой стороны начал диалог первым.
– Что будет, когда мир узнает технологию доступа к такому объема потенциала? Ведь не зря к тайне семь замков ведут и три двери под ними. Мир не нуждается в переустройстве. Система пребывает в стратегическом балансе и ее устойчивость доказана судьбой. Каждый, кто потерпел неудачу, получит ещё один шанс. И так будет, пока коса твоей любимой женщины продолжает виться.
– Мы хотим учредить школы по всему миру. Реальные учебные заведения доступные для всех людей, кто начал ощущать хрупкость мира и задумываться о возможности проникнуть за грань. Пойми, это очень благородное желание. Мы хотим сделать общество более эффективным. Пусть это и звучит как-то наивно.
–Победа всегда индивидуальна. Групповой триумф ведет только к одному – к разладу и выяснению, чей вклад в победу был больше. Времена сплоченных армий завершились с Грецией. Мифы будут написаны позже. Не при твоей жизни.
– Я не смогу сделать то, что задумал?
– Нет. Попутного ветра тебе дано не будет. Твой парус невыгоден судьбе.
– И что мне предстоит? Неужели эта собранная мозаика из любви и смерти не заслужила своего продолжения?
– В нее ляжет еще один черный треугольник, прежде чем ты вкусишь вина из Сердца Жизни. Ты успеешь сказать всё. И услышишь ответ. Этим судьба докажет тебе свою справедливость.
Приятное тепло разливалось по моим ногам, но крикливый шёпот по правую сторону не позволил насладиться переживаем до предела.
– Дружище прости!!!
Женька орудовал салфетками над моими ногами, стараясь впитать весь разлитый кофе. Вот она иллюзорность во всей ее подлой красе – только подумаешь, что купаешься в озере оракула, как вдруг сладкое горячее пойло стремится испортить тебе штаны. А штаны знатные – из плотного грубого хлопка, с накладными карманами и затяжками на щиколотках.
– Евген, такой сон мне разбудил! Эх…пойду переодеваться.
Бортпроводница предоставила мне пространство, зашторив проход. Я управился за минуту и все эти секунды одевания штанов думал, под каким соусом подать Женьке увиденное пророчество. Оно казалось мне не просто сном, но реальностью, да еще и сдобренной кофейной гущей, прям как в колдовских историях. Как говорили в моем монастыре – “спрашивай пока тебе не ответят или ты не будешь убит. А в критической ситуации иди путем кратчайшим”. Так я и сделал. Устроившись на своем месте, я толкнул его в плечо и сказал:
– В общем, наши святые на первый взгляд планы придется пересмотреть. Не будем мы строить ни родильный дом с дельфинами, ни центры раскрытия потенциала.
Его добрые карие глаза не шелохнулись. Было ощущение, что он знал о моих словах еще до их озвучивания.
– Ром, мы летим с тобой в красивый город. Там есть замечательная башня. Она мне очень нравится. Я отвечу тебе, когда мы поднимемся наверх. Ты не против?
– Как скажешь.
Европа встретила нас своей стандартной высокотехнологичной безразличностью. Мы бывали с ним в этом городе и все нужные места уже были отмечены на наших картах. День был прекрасным. Всё окружающее пространство располагало к его освоению тихим элегантным шагом. После легкого перекуса мы двинулись к намеченной точке – башне рыцарей монетного двора. По слухам её построили в 18ом веке, хотя есть мнение, что и в 16ом. Но основная ветка мифа неизменна сквозь века. В этом городе находился самый крупный завод по производству денег, снабжавший всю Европу тех времен единым эквивалентом. Его основали двое братьев, которые позже подверглись гонениям за попытки благотворительности и самовольного распоряжения деньгами в пользу нуждающихся. Конечно же, власти города публично казнили братьев под предлогом хищений из государственной казны. Знавшие же суть дела и получившие от братьев помощь, построили башню. Она была выше церкви и непонятно как уцелела. Говорят, что молодые девушки пришли к королю и сказали, что вырежут себе яичники, тем самым поставив под угрозу демографию города. Король дрогнул и башня стоит до сих пор как символ победы человечности над религиозностью и властью, а тех братье назвали рыцарями.
Приятный ветер, легкий и отважный, словно взгляд тех женщин, что сохранили башню, трепал волосы моему шефу. Пожалуй, лучшему шефу и другу что дарила мне жизнь. Я ценил его. Он был теплым. И когда входил в кабинет, у сотрудников ни разу не возникло состояние скованности и подчиненности. Он позволял естеству людей цвести свободно и спеть плодами достижений. В нашей организации не принято было опаздывать утром или задерживаться вечером. Всё делалось в срок, легко и непринужденно. В понедельник сотрудникам позволялось приходить к 11 часам. А в пятницу уходить в 15.00. Степень нагрузок для женщин подбиралась индивидуально, согласно календаря каждой. Учитывая психофизические особенности организма, прислушиваясь к природным ритмам, нам удалось построить выдающуюся компанию, равной которой не было. И теперь мы стояли под летним небом небольшого городка на памятнике человечности наверно неспроста.
– Ром, я хочу признаться тебе.
– Я слушаю.
Пауза звенела тишиной особенно остро. Но я не подгонял его. Сглотнув, то ли подкатывающий слезный ком, то ли жвачку, он продолжил:
– Мы построили с