Такур поднял морду.

— Тебе не было все равно, что думает Меоран, когда ты плыла через реку. Но даже если ты сейчас говоришь правду, то зачем — зачем, во имя Закона, давшего тебе имя! — ты потащила меня через эти места? — Он ударил лапой по обугленной земле. — Меня тошнит от этого запаха. Пепел разъедает лапы. А ты, Фессрана, — воскликнул Такур, поворачиваясь к пастушке, — зачем ты поддерживаешь эту глупую мелюзгу? Скажи, разве ты завела бы одну из своих пестроспинок на скалы, надеясь, что та не свалится вниз? Я всегда считал тебя благоразумной!

— Именно потому, что я благоразумна, — тихо ответила пастушка, — страх не удерживает меня от использования Красного Языка.

Такур снова посмотрел на Ратху. Зелень его глаз выцвела, побледнев. Сейчас Ратха до ослепления ненавидела его за слабость и заметила, как он содрогнулся, почувствовав всю силу ее ненависти.

Его следующие слова были взвешены и осторожны. Глядя прямо в глаза Ратхе, Такур произнес:

— Я допустил ошибку, выбрав тебя в ученицы. Мне следовало послушаться Меорана. Обучение тебя пастушеству было напрасной тратой сил и времени. В следующий раз я трижды подумаю, прежде чем брать самку в обучение.

— Тогда убирайся! — завизжала Ратха, и каждая шерстинка ее шкуры встала дыбом от бешенства. — Я устала слышать твое нытье и вдыхать вонь твоего страха! Лежи в темноте и в холоде, трус!

Фессрана разинула пасть, но прежде чем она успела сказать хотя бы слово, Ратха прыгнула к Такуру.

— Если Меоран был прав в отношении меня, то он еще больше прав, говоря о тебе! Твой отец был Безымянным костегрызом, а ты сам не достоин имени, которое дал тебе Байр!

Она стояла прямо перед Такуром. Он не отшатнулся и не отскочил. Лишь твердо смотрел на нее.

Ратха занесла лапу, чтобы оцарапать его, но вдруг поняла, что не может этого сделать, и с досадой убрала когти, злясь больше на себя, чем на Такура. А он по-прежнему смотрел на нее, и в глазах его была боль, от которой у Ратхи стыдом обожгло горло. Ей вдруг захотелось вырыть нору и похоронить в ней свои слова гораздо глубже, чем она обычно закапывала помет.

— Увидимся на землях племени, — очень спокойно сказал Такур и ушел.

Несколько мгновений Ратха молча смотрела на следы его лап, озаренные трепещущим светом огня, и вдыхала их резкий запах. Она слышала, как за ее спиной Фессрана вылизывает свою шерсть. Ратха стояла, прислушиваясь к шороху, с которым язык пастушки скользил по шерсти, и к приглушенным утробным звукам, которые издавала Фессрана, выкусывая блох и разглаживая колтуны. Затем за ее спиной раздался спокойный голос пастушки:

— Он хороший пастух. Ты поступила плохо, оскорбив его.

Ратха резко обернулась, ее терпение было на исходе.

— Тогда уходи вместе с ним! Я могу одна пасти свой Красный Язык!

— Послушай меня, Ратха. Было бы лучше, если бы ты более строго пасла свой собственный язык и почаще держала его в загоне за зубами. — Фессрана закончила вылизываться, отряхнулась и встала. — А теперь покажи мне, как кормить этого твоего питомца, чтобы я могла поддерживать его жизнь, пока ты будешь спать.

Ратха проглотила остатки гнева. Фессрана собиралась остаться, и этого было достаточно.

Она показала ей кучу хвороста и научила, как кормить им Красного Языка, подкладывая по одной веточке в его берлогу.

Когда Фессрана научилась все делать правильно, Ратха свернулась клубочком на золе, зарылась носом в хвост и уснула. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в глубокий сон, было тихое мурлыканье огня.

Когда Ратха проснулась в своем пепельном логове, утро уже разогнало рассветную дымку и над пожарищем висело голубое небо. Брызги зелени испещряли черную землю; за ночь новые побеги выросли из преждевременно созревших от жара семян, но каждый из них был пока так нежен, что склонялся под тяжестью единственной капли росы.

Ратха села, зевнула и стряхнула пепел с шерсти. Первым делом она поискала глазами Такура, и только потом вспомнила, почему его нет. Пол ночи, проведенные в хлопотах об огне, сделали ее раздражительной, а урчащий от голода живот тоже не настраивал на миролюбивый лад.

«Вот бы сейчас поживиться задней ногой пестроспинки или хотя бы кучкой речных ползунов!» — подумала Ратха, и пасть ее наполнилась теплой слюной. Сглотнув, она попыталась выбросить из головы все мысли о еде. Здесь еды не было. Надо было ждать до возвращения на земли племени.

— В этом месте еда есть только для Красного Языка, — раздался за спиной у Ратхи голос Фессраны, и ноздри ей защекотал запах дыма. — Да и то маловато. Твой питомец очень прожорлив, я уже устала кормить его.

Ратха по очереди вытянула лапы, потом прогнула спину, чтобы разогнать утреннюю скованность и принялась вылизывать себе живот, то и дело поглядывая на Фессрану, подкладывавшую последние ветки в логово Красного Языка.

Порыв утреннего ветра погнал клубы дыма в морду Фессране, и та затрясла головой, моргая слезящимися глазами. Потом, поморщившись, отошла назад.

— Арр, неблагодарное животное! — проворчала она. — Я без устали кормила тебя всю ночь, а ты за это кусаешь меня в глаза?

— Встань с другой стороны, — зевнула Ратха. — Ты его слишком раскормила. Его нужно держать маленьким.

— Я его больше вообще не буду кормить, потому что еды уже не осталось, — Фессрана потерлась мордой о внутреннюю сторону передней лапы так, что шерсть у нее на щеке стала влажной и растрепанной. Потом она крепко зажмурила глаза и тут же снова открыла их. — Ну вот. Теперь я снова могу видеть.

— Я найду ему еду. — Ратха указала носом на дерево. — Вон там, наверху.

— Этого не хватит, разве что ты сумеешь повалить целое дерево! — хмыкнула Фессрана, с сомнением глядя на обугленные деревца. — Возможно, ты еще какое-то время сможешь это сделать, но нам нужно уходить.

— Как же мы уйдем? А как быть с моим питомцем?

— Нам придется оставить его, Ратха.

— Нет! — Ратха твердо уперлась лапами в золу. — Прошлой ночью он согревал меня! И тебя тоже.

Он детеныш, сосунок, за ним нужно ухаживать, его надо кормить! Если мы уйдем, он умрет!

— Мы не можем остаться здесь, — твердо сказала Фессрана.

— Но почему тогда вчера ночью ты согласилась поддержать в нем жизнь? — заскулила Ратха.

— Потому что прошлой ночью мне было холодно, а сейчас нет. Я тоже не хочу, чтобы твой питомец умер, но если мы останемся здесь, то сами погибнем от голода.

Ратха возбужденно забегала вокруг костра. Внезапно ее осенило.

— Я хочу показать своего питомца пастухам племени! — воскликнула она, поворачиваясь к Фессране, которая терпеливо ждала, покачивая хвостом из стороны в сторону. — Давай я останусь здесь с Красным Языком, а ты приведешь пастухов? Ты сможешь это сделать, Фессрана? Я готова остаться!