в щепоть длинные, враскид, усы жука. Тот топырился, упирался, цепляясь за кору, никак не желая сойти с места, — едва усы не оторвал. Потом, снова обретя волю, дровосек, сердито жужжа, улетел к вершинам сосен.

— А эти личинки живучие, — продолжал дедушка. — Иной раз среди зимы расколешь заготовленную летом чурку, — а они тут как тут, вгрызлись в самую сердцевину, замуровались мякиной, которую пропускают сквозь себя, и живы-живехоньки, обжоры. В запущенном лесу они быстро все испилят. Но вот здоровое дерево, то не тронут…

— Казалось бы, совсем никчемные твари, — удивился мальчик. — Какой в них прок? А, наверно, тоже зачем-то нужны природе?

— Нужны, конечно. Они, эти червячки, перемелют весь лесоповал, превратят в удобрение, в навоз. А потом туда упадет сосновое семя — и покажется новый росток, лихо пойдет вверх на удобренной почве!

Отдохнув да подкрепившись, они свалили сухую конду, разрубили ее на части, снесли к берегу. Два комлевых обрубка дед припас для костра — нодьи. Потюкал, поклевал лезвием топора, иссек в щепу одну сторону бревен вдоль, как будто взлохматил древесину, чтобы огонь схватил яростней, опрокинул одно бревно на другое этой ершистой стороной, подпер, чтобы верхнее не свалилось.

— Попозже сунем сюда огонь, и эта нодья лучше всякой печки будет греть нас всю ночь, — сказал довольный.

— Неужели как печка будет топиться? — не поверил Ваня.

— Конечно. И гудеть даже будет суховина-то, трубы не надо!

Нарезали удилищ, гладко окорили их, прицепили лесу — четвертый номер, а крючки — пятый, пробковые поплавки привязали, спустились к омуту.

Вода на каменистом ложе была прозрачна, солнце, клонящееся к закату, пронизывало ее до самого дна. Еще не закинув снасти, Ваня глянул в это бучало и тут же отпрянул.

— Сколько их там плавает! — горячо зашептал он дедушке.

— Это хариусы и есть, — улыбнулся тот.

Ваня, как зачарованный, смотрел в стальную чистель воды, не веря своим глазам. Крупные рыбины с черными спинами плавали чинно, юрко сновали, будто скалки, кружили по всему омуту, ныряли вглубь и вдруг — хлюп! — выпрыгивали из воды, и тогда чешуя их серебром и золотом вспыхивала в лучах солнца.

Все это было так неожиданно, так красиво и ошеломляюще, что Ваня совсем было растерялся. Стоит и смотрит, забыл даже крючок наживить.

Дедушка тоже не торопится закидывать удочку, и его заворожило великолепие ослепительно поблескивающей под водой рыбы.

Наконец он распорядился негромко:

— Ну-ка, пробуй первым, внук.

С надеждой в душе, Ваня поплевал на червяка, закинул. Весь спуск от поплавка до крючка с извивающимся червем был виден в прозрачной воде. Два хариуса с большими лучеватыми плавниками подплыли к наживе. К щекам Вани прихлынула кровь. Вспотевшими руками он покрепче сжал тонкое удилище. Ну… интересно, который схватит? Один из хариусов ткнул червяка чешуйчатым носом, потом упруго извернулся и отплыл в сторону. Другой тоже потыкал, как бы с брезгливостью… Да что же это? Парнишка с отчаянием в глазах обернулся к деду. Но тот лишь пожал плечами.

Хариусы приближались к червяку, бойко вьющемуся, будто звавшему — ну, налетай, бери, — однако лишь играли, забавлялись вокруг него. И ни один не пожелал съесть, будто кто-то предупредил их строго-настрого: опасайтесь подвоха, не трогайте эту наживку!

Это озадачило Ваню. Ведь он уж немало переловил рыбы на своем невеликом веку: пескарей и уклеек, ельцов, плотвы, язей… Ну, допустим, один хариус не схватит, другой, но третий-то уж никак не должен удержаться. А тут вон сколько их плавает, и здоровенные все, — хоть бы один осмелился!

— Погоди, я сейчас попробую на личинку, — сказал дедушка, видя такое невеселое дело.

И как только в воду плюхнулась белая пухлая личинка, рыбы устремились к ней. Но — вот диво-то! — опять ни одна не клюнула. Да ведь лакомство какое — сам бы ел… а они лишь обнюхивают. Носы воротят, как привередливые барышни. А еще говорят, что хариус жадно наживку хватает…

Дед с внуком долго стояли, держа в руках удочки, похлопывали ими по воде, водили туда-сюда, но ни одна рыба так и не соблазнилась угощеньем.

Было, конечно, приятно просто смотреть на их игры в прозрачной воде. Но постепенно в сердце копилась досада на этих капризных, своенравных созданий: пусть хоть парочка осознает, что люди настроились на уху…

Закинули третью удочку, наживленную крупным оводом, но хитрецы и к нему подплывали лишь для знакомства.

Наконец дед с внуком решили оставить закинутые удочки, а сами уйти: быть может, хариусы видят рыбаков и стесняются на людях закусывать? Взошли на обрыв, присели на краю, где рос мягкий теплый ягель.

— Кажется, мы с тобой, Ванюша, опоздали на ихний жор, — посочувствовал дед загоревавшему Ване. — Упустили час.

— Что же, они могут и вовсе не клюнуть? — Ване все еще не верилось, что при таком обилии рыбы они останутся ни с чем.

— Может случиться и так. Хариус-то, он такой: ежели не берет, ты ему хоть что пихай в рот — все равно выплюнет.

— И все одинаково сыты?

— А бес их разберет.

— Ну и диво. Будто им приказ дан: есть или нет.

— Возможно, и приказ у них имеется… Много ли мы знаем об их житье-бытье? — Старик охлопал карман, собираясь закурить. — Не попадутся — ну и ладно. Увидели хоть, что в Тян-реке есть еще хариус. Как-нибудь в другой раз поймаем. Прежде-то они и в Черемне водились, иные, бывало, до килограмма тянули. Потом их переловили начисто.

— Как же так? — спросил Ваня, неотрывно глядя на поплавки.

— Правда, не вчера это было — но было, язви тя в корень. Возьмут душегубы поганые в больнице лекарство крепкое, как яд, перемешают с тестом и бросают в воду небольшими катышками. Хариус — хвать, и тут же всплывает белым брюхом кверху.

— Ну и живодеры!

— Да, иной раз человеческая жадность границ не имеет. Долго ли они эдак-то, на лекарство, ловили — не знаю, но хариуса в Черемне извели. К тому же там ведь раньше и острогой немало били. В молодости я и сам, бывало, не раз ходил. Щук брали, верно. А хариуса-то, его не больно и спроворишься зацепить острогой, — он увертлив. А которого все же настигнешь — острога непременно попадет не в спину, а либо возле головы, либо к хвосту ближе.

Покуда они беседовали, с другого берега бесшумно вспорхнула на сосну серая птица с длинным хвостом. Ваня такую-то вроде бы еще и не видывал.

— Кукушка, — шепнул дедушка.

— Ну-у, так вот ты какая? С виду-то невзрачна. Зато голосиста. Леса и воды летние оживляет и жалобит.

Мальчик, конечно, знает, что