В условиях эксперимента боязнь социального отторжения не позволяет участникам игр на кооперацию брать пример с паршивой овцы{62}. В ходе собственного эксперимента мы увидели, как, желая избежать позора, люди идут на сотрудничество и жертвуют больше денег в общий котел. И на международном уровне с помощью негативной огласки страну-отщепенку принуждают следовать общим курсом. Поскольку в отношении острейших коллективных проблем всегда кто-то поступает как паршивая овца, а формальные инструменты наказания отсутствуют, есть все основания задействовать стыд – разумеется, осмотрительно и умело.

Стыд чрезвычайно тесно связан с поведенческими и нравственными нормами, которые призван укрепить, а значит, важно разобраться, что превращает норму в закон. Ведь нормы бывают разными – одни закрепляются легко, другие – трудно, одни оказываются преходящими, другие укореняются всерьез и надолго. Выступая в 1965 году перед жителями Монтгомери (штат Алабама), Мартин Лютер Кинг провозгласил: «Дуга нравственной вселенной, пусть медленно, но склоняется к справедливости» – и сам же задался вопросом: «Но насколько медленно?» Всего через четыре года в Мемфисе (штат Теннесси) Кинга убили. А еще через четыре десятилетия президентом США впервые стал чернокожий.

Многие были убеждены, что рабство вечно, женщины обречены быть домохозяйками, а чернокожему никогда не стать президентом. Но времена меняются, нравственные нормы постоянно эволюционируют, и, следовательно, задача стыда в принципе не может быть решена раз и навсегда. Нет и не может быть инструкций по гарантированному превращению требования морали в требование закона – иначе мир был бы совсем иным. Некоторые нормы, в том числе кооперация, справедливость и честность, одними из первых пробудили в человечестве стыд. К настоящему времени появилось великое множество других норм, как преходящих, так и устойчивых. В следующей главе мы поговорим о том, как нормы становятся общепринятыми и какую роль в этом играет стыд.

Такие вот дела! Ничто не останется прежним.

Тупак Шакур. Changes (1998)

В 2008 году, за считаные недели до избрания очередного президента США, Барак Обама принял участие в «Ежедневном шоу Джона Стюарта». Ведущий спросил: «Рейтинг у вас высокий, но как насчет эффекта Брэдли – знаете, что белые избиратели на соцопросах могут отвечать, будто проголосуют за афроамериканца, но на деле поступят иначе?» Стюарт поднял важный вопрос: действительно, люди нередко обещают одно, а делают совсем другое. «Верно, об этом давно уже твердят, но мы не сошли с дистанции, – ответил Обама. – Так что не знаю. Не думаю, что белые избиратели получили памятки насчет эффекта Брэдли».

Удивительно, что этот разговор по центральному телевидению об эффекте Брэдли не спровоцировал эффекта Пигмалиона – так в социологии называется феномен превращения ожиданий в самореализующееся пророчество. (Пигмалион – герой древнегреческого мифа, скульптор, создавший из слоновой кости статую прекрасной женщины и силой своего желания вдохнувший в нее жизнь.) Как показывают исследования, если обсуждать прогнозы низкой явки избирателей, многие в самом деле не идут голосовать{63}.

За минувшие десятилетия было проведено множество исследований в области поведения человека, принятия решений и формирования поведенческих норм. Они свидетельствуют о склонности людей действовать в соответствии со своим или полученным с чьих-то слов представлением об общепринятом поведении. Точно так же мы перенимаем лексику или акцент. Если посетители лесных заповедников видят плакаты с призывами не красть окаменелое дерево, поскольку этим и так уже многие грешат, таких случаев становится только больше{64}.

Судя по всему, одного лишь роста информированности недостаточно, чтобы изменить поведение (возможно, к изменению отношения это не применимо). Вследствие манипуляций с выбором «по умолчанию» сдвигается поведенческая норма, а ограничения выбора не происходит. В книге 2008 года «Толчок к правильному выбору: здоровье, финансы и благополучие» (Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth, and Happiness) специалист по поведенческой экономике Ричард Талер и ученый-правовед Касс Санстейн выступили за изменение социальных опций «по умолчанию» с целью большего соответствия общественным задачам. В качестве примера таких опций они называли личные сбережения и донорство органов. Как показало американское исследование в области личных сбережений, при трудоустройстве 30 % наемных работников принимают условия предлагаемого плана 401 (k)[5]. Если же по умолчанию предлагался противоположный вариант – отказ от плана 401 (k), – к этой программе присоединялись уже 80 % сотрудников (не лишаясь свободы выбора, поскольку для отказа от участия в программе сбережений требовалась простейшая пятиминутная процедура){65}. Если вариантом по умолчанию для участия в государственной программе донорства органов является изъявление согласия – нужно оформить свое желание стать донором, – уровень донорства значительно ниже, чем в обратном случае (когда нужно написать отказ). Если согласие приходится оформлять, желающих находится меньше. В Германии такое согласие написали только 12 % граждан, а в Австралии, где опция по умолчанию – оформление отказа, донорами являются 99 % населения. В определенных случаях можно достичь желаемого состояния общества и формирования новой поведенческой нормы, не ущемляя права граждан на выбор.

Как будет показано в этой главе, стыд – еще один действенный инструмент изменения решений и норм. К примеру, бойкот может принимать две формы: остракизм провинившейся компании на рынке и отрицательная реклама как способ пробудить чувство стыда. Вспомните автобусный бойкот в Монтгомери. Ассоциация благоустройства Монтгомери (Montgomery Improvement Association), основанная в 1955 году Мартином Лютером Кингом и Эдгаром Никсоном, сделала символом кампании Розу Паркс (секретаря общественного объединения). Первого декабря 1955 года она отказалась покинуть место в средней части автобуса и пересесть в хвост салона, на места «для черных», за что была арестована. Весь следующий год продолжался бойкот автобусных линий города со стороны чернокожих жителей (при поддержке таксистов-афроамериканцев, перевозивших их со скидкой). Наконец федеральный окружной суд принял решение о неконституционности расовой сегрегации в автобусах. В этот период Кинг разъяснял, что «целью ненасильственного сопротивления является не запугивание или унижение оппонента, а завоевание его дружбы и понимания. Участнику ненасильственного сопротивления приходится выражать свой протест путем отказа от сотрудничества или бойкотом, но он понимает, что отторжение и бойкот не есть самоцель. Это лишь средство пробудить в оппоненте чувство стыда»{66}. Стыд являлся одним из инструментов в борьбе за изменение поведенческой нормы – кому на каких местах сидеть в общественном транспорте, – а также за отказ от расовой дискриминации, нормы гораздо более общего порядка. В этой главе мы узнаем, как формируются и проводятся в жизнь общественные нормы и какую роль в том и другом случае может сыграть стыд.