вышку. То тут, то там вспыхивали розовые, голубые, оранжевые искорки. Дома дрожали в морозном ночном воздухе, словно миражи. Стеклов присмотрелся к сплетению дорог и задумался.

— Сосуды?

— А что ты меня спрашиваешь? — ответил чёрный. — Сосуды так сосуды. Пожалуй, что и они. Алхимические, прозрачные, тонкие. И в них вызревает новый человек. Новый виток эволюции. Семя улиц, гомункулус города. Холодное и разбитое порождает живое и теплое. Диалектика.

Мужчина поежился и завороженно вгляделся вдаль. Улицы пульсировали, поток искорок несся по невообразимым векторам.

— А вы случайно курьера не ждёте? — спросил Стеклов.

— Не, — отмахнулся чёрный рукой-веткой. — Это тебе к нему.

Снежный смерч где-то далеко внизу, в закоулках спального района, набрался сил, разросся, завыл. Стеклов не мог видеть деталей, но ярко представил, как вихрь вбирает в себя окурки и обрывки газет, грязный снег и еще не успевшие опуститься на асфальт снежинки, свет фонарей и бензиновый пар луж. Воронка всё расширялась и расширялась, становясь похожей на раскрытую пасть. Чёрный ритмично постукивал веткой по парапету, качая в такт головой. И Стеклов рассмеялся дико и хрипло. В смехе его смешались все тревоги, все страхи, все переживания. Размахнувшись изо всех сил, курьер швырнул портфель в пасть города. А потом учтиво поклонился существу в пуховике, забрался на парапет и сделал шаг…

Некто вышел из переулка. Настороженно, припадая на четвереньки, подкрался к углу дома, привстал и, приложив ладонь ко лбу, устремил взор вдаль. Снежинки падали на его горячее тело, превращаясь в пар. Человек прищурился и заметил темную точку на высоте девятого этажа. Она медленно кружилась, опускаясь всё ниже и ниже. Уверенными рывками, как зверь, от мусорного бака до гаража, от гаража до подворотни, некто достиг нужной точки. Пнул ногой ворох одежды. Убедившись в безопасности, присел на корточки и выбрал из кучи необходимое. Ногам в ботинках стало теплее, телу в пальто стало еще жарче…

Некто шел по дороге, ведущей к лесу, и что-то напевал себе под нос, задрав голову. Город угрожающе шумел за спиной. Снежинки мягко опускались на плечи. На небе зажигались незнакомые звезды, и путник давал им имена.

Собеседование

Весенняя грязь заполняла собой все пустоты, хищно поблескивала среди камышей, лезла по обшарпанным стенам, каталась на диких кошках, требовала особой классификации. Пока Женя выделил два ее типа: та, по которой можно пройти, и непроходимая. К счастью, старый указатель предлагал прогуляться по грязи робкой, уже засыхающей под апрельским солнцем. Шаги не поднимали брызг, дорога недовольно причмокивала, но все же отпускала ботинки. Промзона равнодушно смотрела на человечка, идущего к навсегда заколоченным воротам завода.

Некогда шелестели бумаги в прохладных кабинетах, созревали в исполинских цехах загадочные механизмы. Теперь лишь призраки шуршали в высоких травах, незримо повторяя привычные маршруты. Стены покрылись трупными пятнами — фамилиями известных мертвецов, уродливыми граффити. Под разбитым окном свернулась змеей коричневая спираль, нарисованная краской. Женя достал из кармана газетную вырезку и проверил адрес.

Ошибки быть не могло — «Третий переулок Индустриальный, 14». Мальчик осмотрел табличку, прибитую к будке вахтера. Надпись давным-давно выцвела, но все еще сообщала: «3 пер. Индустриальный, 12». Женя ухмыльнулся от дурацкой мысли, что таково обозначение инфекции, убившей целый завод. Он посмотрел налево. Через дырку в заборе виднелось, как мужики в синей униформе катят что-то большое и деревянное. В любом случае, предприятию по левую руку повезло. Оно дышало, заставляло людей работать, тратить время жизни на несомненно важные для всего человечества цели.

Женя посмотрел направо. Выползая из-под забора, железнодорожная ветка тянулась вдаль, теряясь среди болот. Большая часть города стояла на грязи и там, где требовалось возвести строение, заливалась бетонная подушка. Но если промышленный объект слишком долго смотрел сны, то болотина отвоевывала свое — засасывала, поглощала, укрывала камышом и тростником. В такую шуршащую неизвестность и вели рельсы. Благодаря насыпи, они не скрылись навсегда, продолжали ждать.

Женя еще раз перечитал начало объявления: «В консалтинговую компанию требуется сотрудник. Опыт не важен, обучение на месте. Прием по результатам собеседования». Что такое консалтинг Женя представлял смутно, но чувствовал, что из всех неизвестных слов это ему милее других. Уж точно лучше, чем та деревянная хрень, которую катили рабочие в синей униформе. И Женя пошел направо, смело ступив на пожелтевший от ржавчины кусок металла.

Мелькали рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Погружали в гипнотическое состояние. Черная ворона спикировала на железнодорожное полотно, стала ходить кругами, смешно топорща перья, высматривая что-то в траве. Женя улыбнулся, сделал быстрый жест руками, затем сложил их на животе. Ворона склонила голову набок, уставилась на подростка блестящим глазом, потом коротко каркнула и, потеряв интерес, продолжила прыгать по земле в поисках еды.

Между тронутых гнилью шпал росли странные белые грибы, напоминающие навозники. Мысль тут же метнулась в осень давно ушедшего года, когда старшеклассник вместо того, чтобы сидеть на уроках, искал по скверам грязно-белые шляпки с черным подбоем. И если находил, то стыдливо озирался, и, убедившись в отсутствии зрителей, срывал гриб, кидал в пакет, скрывался с места преступления. За пятилитровое ведро навозников платили достаточно, чтобы закупиться в «секонд хэнде» шмотьем на лето. Женя знал, что потом грибы высушат, расфасуют и продадут в десять раз дороже, как средство от алкоголизма. Конечно, он мог и сам заняться чем-то подобным. Но он не умел красиво фасовать. Не умел хорошо продавать. И не умел виртуозно врать. Поэтому шел по желтым рельсам, позволяя мыслям крутиться в голове, как в лототроне.

Номер один! Женя задумался и довольно быстро догадался, что это из-за журнала, который он нашел несколько дней назад в доверху забитой кладовке. Искал старые тетрадки с рисунками, долго разбирал хлам, погружался во все более глубокие слои ностальгии, а наткнулся на древний январский номер издания, посвященного науке и религии. Жене стало интересно, что между этими понятиями могло быть общего. Оказалось — ничего. Наукой на страницах и не пахло, разве что искусством. Авангардная иконопись подростка не увлекла, архитектурные особенности каких-то нартексов тоже. Гороскоп на февраль и вовсе поверг в уныние самим фактом наличия в журнале. А вот следом шел интересный текст. Благодаря ему, Женя выяснил, что когда-то проповеди больше походили на беседу.

В церкви мальчик был всего раз — в шестилетнем возрасте. Бабушка завела его туда погреться. В памяти остались только высокие потолки, на которых он ничего не разглядел, так как с ресниц капало. Но во всем, несомненно, чувствовалась какая-то торжественная пустота. Женя догадывался, что попади он на проповедь, вставить слово ему бы не дали.