Но записка, безусловно, была написана ровным и спокойным почерком, как будто убийца не пытался запутать, а писал, как всегда.

Хозяин кабинета отложил в сторону тридцать папок. Ничего. Каждый почерк по-своему уникален и неповторим. Искусство почерка, пожалуй, – это самое тонкое и интересное искусство. Подобно парфюмеру, мужчина из восьмидесяти разных колб пытался уловить один-единственный аромат, запах убийцы Эриха Бэля. Но, увы, ему этого сделать не удалось.

Среди пациентов не было убийцы. Директор был в этом уверен на девяносто процентов.

Мужчина приступил к стопке, которая была поменьше. Это были листы с образцами почерка докторов и санитаров.

Директор нахмурил брови, когда изучал один из последних листов в стопке. Он чего-то никак не мог понять.

Слишком похожий почерк, но в то же время – совсем нет. Такое чувство, что убийца очень хотел скопировать именно эту манеру письма, но передал ее не так досконально, как в первоисточнике.

Либо убийца – хороший вор-копиист, либо он – главврач этой лечебницы, доктор Стенли.

Мужчина скорее склонялся к первому.

* * *

Директор попросил офицера Рено сделать копию предсмертной записки, тот был не против.

Мужчина с серыми матовыми глазами и буддистской преданностью тишине вошел в кабинет доктора Стенли и молча положил ему на стол копию предсмертной записки Эриха Бэля вместе с листом, на котором хозяин этого кабинета написал слово «сожалею».

– Найдите 10 отличий, доктор.

Главврач поправил на переносице очки – этот жест уже стал классикой – затем внимательно посмотрел на записку покойника и образец своего личного почерка. Изучив эти два листа, он поднял голову и посмотрел в глаза вошедшему.

– Отличия есть, и вы их сами видите. Но очевидно и редкое сходство наших с ним почерков. Уж очень редкое…

– Сходство с чьим почерком? – на всякий случай переспросил его собеседник. Для него доктор Стенли был тайной, самым нелогичным человеком из всех, с кем ему доводилось работать, если не брать в расчет пациентов.

– С почерком убийцы. Почерк Эриха Бэля мне хорошо знаком, – сказал доктор Стенли абсолютно спокойно, даже не вздрогнув на таком нечастом и режущем слух слове – «убийца».

– Что вы думаете по этому поводу? – директор пытался поймать его бегающие и, казалось, неуловимые глаза. Но, увы, сделать этого ему не удалось.

– Это может быть редчайшим совпадением, ведь я полагал, что мой почерк уникален, и за всю свою практику я ни разу не встречал у других похожий почерк… – главврач сделал паузу, а затем добавил: – Либо меня хотят подставить. Вы к чему больше склоняетесь сами?

Но его собеседник ничего не ответил, а лишь задал еще один вопрос:

– Почему вы сначала пошли в пустую палату пациента, а лишь после этого направились смотреть на его труп? Это у меня никак не укладывается в голове. Здесь логики – ноль! Но у меня есть одно предположение…

– Какое? – быстро спросил старик, которому не очень хотелось уходить на пенсию в места лишения свободы.

– Вы зашли, чтобы что-то забрать из комнаты, некую вещь, которая могла вас…

– Выдать? – оборвал его обвиняемый.

– Да. Именно – выдать.

– Хочу расстроить вас, директор, – доктор Стенли улыбнулся, как ни в чем не бывало. – Я просто зашел посмотреть – выпрыгнул ли пациент из окна своей палаты. Что здесь такого?

– Это противоречит здравому смыслу. И вы это знаете, Стенли, не хуже меня! Если сказать кому-нибудь, что некий юноша выпрыгнул из окна и его труп сейчас лежит во дворе, то обыкновенный человек, а тем более – доктор, услышав данное заявление, первым делом побежит к трупу, а только потом уже будет смотреть, откуда тот выпрыгнул. Так логичнее. Или вы другого мнения?

Главврач тихо засмеялся.

– Это все – ваши фантазии, директор. Методы, эксперименты, заключения, выводы. Ваша проблема в том, что вы не думаете и советуете так же поступать другим. Признайтесь себе уже, наконец, что вы совершенно не понимаете людей, хотя постоянно среди них находитесь и даже занимаете самую высокую должность в этой лечебнице. Но вы…

– Не говорите мне, доктор Стенли, того, что я и так хорошо знаю, скажите мне лучше правду – зачем вы зашли в палату Эриха Бэля, когда узнали, что он покончил с собой?

– За день до смерти этого пациента я получил записку… – вдруг сказал старик серьезным и твердым голосом. – Ее мне кто-то подсунул под дверь.

– Что за записка?

– Обыкновенная записка, написанная шариковой черной ручкой, такой же, какой и письмо якобы от имени Эриха Бэля. В ней было сказано, что завтра умрет пациент, его выбросят из окна из-за того, что он слишком грустный… – главврач замолчал, его глаза, наконец, перестали бегать, он пристальным взглядом впился в лицо собеседника. – Не верите мне, директор? Вижу, что не верите. Приходится врать иногда, в тех случаях, когда правда звучит неправдоподобно.

– Не верю, – честно признался директор, а затем добавил: – Но охотно выслушаю вас до конца.

– В записке было сказано, что если я не пойду в палату и не заберу из нее свою личную вещь, то полиция предъявит эту вещь как улику против меня, и конец своей жизни я встречу за решеткой.

Можете не верить, директор, но это правда. Прошу простить меня за то, что пытался схитрить. Позавчера, когда я получил это письмо, я тоже счел его сначала бредом. Но когда на следующий день дворник ворвался в мой кабинет и сказал, что пациент выбросился из окна и разбился, в тот же миг меня охватил поистине животный страх за свою жизнь. Поэтому я сначала и побежал в палату этого меланхолика, забрал с того самого подоконника свои часы, которые у меня украли уже больше месяца назад, и только потом побежал смотреть на труп. Я пообещал дворнику тройной оклад за его молчание. Мне было известно, что он – человек бедный, и для его семьи эти деньги будут не лишними.

Он дал слово, что никому не скажет о том, что видел. И как я понимаю, он это слово сдержал, раз наручников на моих руках нет.

Вы можете спросить у него, директор, если не верите…

Директор не знал, верить старику или нет, но одно он знал точно – кто-то был очень заинтересован в смерти Эриха Бэля. У кого-то был мотив его убить…

– Я верю, что дворник может вас покрывать. Все нити с самого начала вели к вам, доктор Стенли, но я не мог понять, почему. Теперь стало хоть немного проясняться, хотя все еще туманно. Время покажет, врете вы или говорите правду, а пока дождемся, что выяснят офицеры, у них носы настроены, как у собак-ищеек. Вряд ли теперь они упустят что-то очевидное.

На этой не самой приятной ноте директор покинул палату своего заместителя и направился в свой храм тишины, к камням, которые не умели лгать.

7

Не зная директора достаточно хорошо, можно было предположить, что у него светобоязнь или фобия яркого дневного света. Но это было не так!