– Чудно́, – проворчал Генри, пережевывая дольку апельсина.

– Он просил меня идти с ним. Заплакал, а потом ушел.

– И все?

– Ага.

– Хм-м.

Я выпустила струйку дыма и наблюдала, как она затанцевала над рекой и постепенно растворилась над поверхностью воды.

– Звучит, конечно, глупо, но иногда, когда мне снятся сны с Дилом, мне кажется, как будто он хочет мне что-то сообщить.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Генри.

– Да честно! Однажды мне приснилось, будто он катается на ярмарочном аттракционе и ему становится плохо. Я позвонила ему на следующий день, и он рассказал, что тогда его всю ночь выворачивало от пищевого отравления.

– Жуть! – саркастически прошептал Генри.

Уставившись на тростник, который изогнулся дугой под течением реки, я стала тихонько напевать любимую песню Дила «Простая ирония судьбы».

– Чего говоришь? – спросил Генри.

– Так, ничего.

Прилетела крошечная суетливая птичка и села так близко ко мне, что я слышала шелест ее крыльев. Повертевшись, она принялась пить из реки.

– А давай искупнемся? – предложила я.

– Что? – оторопел Генри. – Ты хочешь поплавать? Холодрыга же!

– А мне плевать. – Я уже скинула сапоги и начала раздеваться.

– У нас и полотенец нет, – растерянно бормотал Генри.

– Давай, будет здорово! – подначивала я. – Потом будешь чувствовать прилив сил.

– Ты чокнутая.

Не успела я спуститься с мостков в воду, как у меня перехватило дыхание – холодрыга действительно была невыносимая. Склизкий ил полез сквозь пальцы ног, как только я ступила на дно. Не оставалось ничего другого, как плыть – я нырнула и поплыла на середину реки, ледяная вода обжигала тело. Я непроизвольно повизгивала и когда поняла это, то рассмеялась.

– Залезай! – закричала я Генри. – Это волшебно!

Долли выскочила на самый край мостков и начала лаять.

– Она думает, что ты тонешь, – разъяснил Генри.

– Долли! – заворковала я слащавым голосом. – Все хорошо, милая, я просто плаваю!

Судя по всему, это ее не вполне убедило, издав душераздирающий вой, Долли уселась на мостках с видом измученной мамаши, подчинившейся воле своих жизнерадостных детенышей. Генри стоял рядом и снимал меня на телефон, приговаривая:

– Ну ты окончательно спятила!

Я вдруг остро ощутила, что и воздух, и вода, и мое тело – это части единого целого. Восторженно вскрикнув, я поплыла вверх по течению прочь от нашего лагеря, наслаждаясь тем, как мои растопыренные пальцы рассекают шелковистую воду. Ивовые ветви на противоположном берегу склонялись к воде, словно приветствовали меня, а сквозь них в гуще леса виднелись белые пятна – это оказались островки распустившихся подснежников. Генри исчез из виду за ветвями плакучей ивы, и я поплыла на спине, погрузившись в беззвучное таинство вод.

– Ты много потерял, – прокричала я Генри, подплывая обратно к нашим мосткам.

Он подал мне руку и укутал в свое пальто. Долли активно помогала моим ногам обсохнуть, орудуя шершавым языком.

– Вот, – сказал Генри, протягивая мне термос.

Я сделала большой глоток, внутри оказался горячий виски с медом. Потом мы занимались любовью прямо на коврике для пикника, мое бледное тело покрылось гусиной кожей и стало невероятно упругим. На обратном пути я чувствовала себя бодрой, обновленной и нестерпимо голодной.

Кристиана застала нас поедающих оладьи с джемом прямо у плиты.

– Ох, здравствуйте, – сказала она с некоторой долей удивления, направляясь к холодильнику, чтобы выложить покупки.

– Джони только что купалась в реке, – сообщил Генри.

Кристиана оставила свое занятие, обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Насколько я помнила, это случилось впервые с тех пор, как я появилась здесь.

– Ты плавала? – спросила она, заметно приподняв брови.

– Да. Это было волшебно.

– Рада за тебя. Я плаваю круглый год. Очень хорошо для сердца. А ты окунулся, Генри?

– Боже упаси! – закачал головой Генри и откусил добрую порцию своего оладушка. – Ни одна часть моего существа не воспримет такое удовольствие.

– Вам помочь с продуктами? – обратилась я к Кристиане.

– Не беспокойся. Ты не знаешь, что куда положить.

– Генри знает.

Она хохотнула. Мы обе посмотрели на Генри.

– Замечательно, – промямлил он и поплелся к холодильнику. – А что у нас на ужин?

– Смотрите сами. Есть рыбные котлеты, можете приготовить свиные отбивные, разогреть лазанью…

Для женщины, не проявляющей большого интереса к еде, Кристиана выказала завидную щедрость в ассортименте продуктов.

– А почему бы мне не заняться ужином? – спросила я.

– Ну, если есть желание, – не поднимая взгляда, ответила Кристиана.

Я приготовила пасту путтанеска, которую мы ели перед телевизором в комнате с горящим камином. Между мной и Генри на диване втиснулась Долли. Кристиана осилила лишь крошечную порцию пасты, сдобрив ее целой миской листьев руколы, но, перед тем как отправиться спать, она поблагодарила меня за стряпню.

В ту ночь, которой суждено было стать моей последней ночевкой в поместье, мы с Генри остались в доме одни. Кристиана на несколько дней отбыла в Олбани, чтобы нянчиться с Беаром.

– Папаша ваш решил прошвырнуться в Санкт-Петербург со своей девочкой-женой! – заявила она нам с раздражением, хотя было видно, что ей не терпится провести время со своим внуком.

Дом Ташенов казался совершенно изолированным от остального мира. Я даже и представить себе не могла, что можно провести все детство в атмосфере остановившегося времени. Лично для меня возможность полностью отгородиться от реальности была весьма кстати – и я решила запрятать свой телефон во внутренний кармашек сумки. В глубине кармашка я что-то нащупала – маленький пакетик. Я поспешила показать его Генри. Он принимал ванну, читая свой фолиант с биографией.

– Генри, – помахивала я находкой перед его носом.

Он оторвался от книги.

– У меня осталось немного дури с прошлой пятницы, как раз для двоих.

Помимо библиотеки и множества приемных, которые все были в нашем полном распоряжении, в доме имелась бильярдная. В ней-то мы и расположились. Под пластинку группы Steely Dan мы потягивали ром и гоняли шары. Генри оказался на удивление искусным игроком, но что еще более удивительно, меня это реально возбуждало. Мы закинулись в районе одиннадцати часов. Генри включил альбом Дэвида Боуи «Все путем»[11], и мы танцевали вокруг бильярдного стола, выкрикивая слова песни «Жизнь на Марсе». Потом Генри заявил, что всегда мечтал заняться сексом на бильярдном столе. Мы тут же воплотили его мечту. Когда дыхание восстановилось, я поднялась, накинула свой халат и, прихлебывая ром, стала подпевать следующей песне.

– Эй, – позвал Генри, все еще лежавший на зеленом сукне стола.

Я продолжала танцевать и уже в полный голос подпевала Боуи.

– Джони, – снова позвал меня Генри. – У меня идея! – Теперь он поднялся. – Джони, давай вылезем на крышу.

Сверху открывался вид